Когда же они были там, наступило время родить Ей; иродила Сына своего Первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли, потому чтоне было им места в гостинице.
(Лука, 2:6–7)
Празднование Рождества Христова на Востоке упоминаетсяуже в учении гностиков, в частности у Климента Александрийского. РождениеХриста отмечалось ими вместе с празднованием его явления. Явление же это былоБогоявлением, и таким образом праздник Рождества отмечался на Востоке вместе сБогоявлением – 6 января. Точное разделение этих праздников во всей христианскойцеркви, западной и восточной, произошло в конце IV – начале V века. Какотмечают историки церкви, праздник Рождества Христова был заимствован восточнойцерковью у Рима, тогда как праздник Богоявления впервые появился на Востоке, азатем уже был перенесен в Рим. Здесь же необходимо указать, что западная ивосточная церкви со временем стали вкладывать разный смысл в понятиеБогоявления, и это отразилось на выборе отмечаемых в этот праздник событийевангельской истории. Так, восточная церковь утвердилась в празднованииБогоявления как Крещения Христа – первого появления Иисуса среди народа иустановления догмата троичности: идеи о явлении лиц Божества. В свою очередьримско-католическая церковь под Богоявлением, празднуемым также 6 января,подразумевает явление звезды восточным волхвам как первое откровение язычникамявления Мессии (праздник Трех волхвов, Трех царей). Крещение же, которое всегдапразднуется в воскресенье, в тех случаях, когда воскресенье не выпадает на 6января, отмечается римско-католической церковью в первое воскресенье послеэтого числа. Изложенные выше обстоятельства чрезвычайно важны для верногопонимания рождественского цикла сюжетов, как он сформировался в западномискусстве. Евангельская история рождения Христа – это, собственно, толькоприведенные выше слова Луки. Часто, однако, в западном искусстве под названием“Рождество Христово” подразумеваются также сцены поклонения пастухов и волхвов(мы не говорим в данном случае о трактовках сюжета рождения Христа, основанныхвообще не на евангельском повествовании, таких как поклонение Марии, поклонениецарей и других, – о них и их литературных программах мы скажем ниже), тогда какэпизод поклонения волхвов, строго говоря, является сценой Богоявления. Причемесли картины на сюжет рождения Христа, как правило, включают и последующиеэпизоды, образующие, в сущности, круг эпизодов праздника Богоявления, то сценыБогоявления – поклонение волхвов, поклонение царей – отнюдь не всегда включаютизображение собственно рождения Христа.
Итак, мы намеренно отделяем сюжет собственно рожденияХриста – как непосредственное иллюстрирование рассказа Луки – от следующих заним сюжетов поклонения пастухов и поклонения волхвов (царей) – опосредованногодоказательства рождения Христа (этим сюжетам посвящены следующие очерки).Заметим, что в соединении этих сюжетов в живописи отразилось изначальноесмешение самой церковью обстоятельств рождения Христа и его явления, то естьпраздников Рождества и Богоявления.
Первым источником, из которого христианские художникизаимствовали основную идею рождения Христа, должно было быть Евангелие. Матфейлишь констатирует факт рождения: “Наконец Она родила Сына cвоего Первенца, и он(Иосиф. – А.М.) нарек Ему имя: Иисус” (Мф., 1:25). У Луки рассказ несколькоболее подробный: упоминается об отсутствии места в гостинице, о том, что Марияспеленала младенца, о том, что он положен был в ясли. Из дальнейшего рассказаЛуки становится ясно, что при рождении присутствовал Иосиф. Но если сравнить сэтими свидетельствами Евангелия изображения рождения Христа в живописи, станетясно, что они включают подробности, которых нет в Евангелии. Таким образом,иконография рождения Христа, сохраняя то, что дает Евангелие, идет дальше вразвитии внешних подробностей. Сюда относятся место, где произошло рождениеХриста, ясли, в которые был положен Спаситель, вол и осел у яслей, звезда надизображением сцены рождения младенца, положение фигуры родившей Богоматери,действия Иосифа, ангелы и пастухи, омовение младенца, повитухи и их поведение,особенности архитектурного убранства сцены. Для всех этих деталей сюжетаимеются богословская база и литературные программы.
Первые изображения рождения Христа относятся к эпохедревнехристианских саркофагов, но датируются не ранее IV века. Сцена, какправило, очень проста: в яслях под навесом лежит спелёнатый младенец, над нимсклонились вол и осел, присутствуют Мария и Иосиф, иногда изображаются пастухи.Часто, когда фигурирует звезда (как на одном из римских саркофагов,обнаруженных на Аппиевой дороге), мы видим также трех волхвов во фригийскихшапочках.
Итак, если не ограничиваться только свидетельствомЛуки, а попытаться выявить более широкий круг литературных источников для темырождения Христа, то оказывается, что сюжет этот распадается в западномискусстве на несколько прочно утвердившихся к эпохе Возрожденияиконографических типов. Чтобы очертить их, необходимо рассмотреть ряд входящихв этот сюжет мотивов и выяснить их литературную программу: 1) обустройство ДевыМарии (в доме под навесом или в пещере); 2) две служанки-повитухи и омовениемладенца; 3) поклонение младенцу; 4) звезда; 5) ангелы; 6) цветы; 7) охапкасена; 8) туфли.
Рассмотрим их последовательно.
С определением места, где следовало бы поместить сценурождения Христа, у художников всегда возникало много проблем. С одной стороны,они опирались на свидетельство Матфея: “И, войдя в дом...” (Мф., 2:11). Речьздесь у Матфея идет о явившихся на поклон волхвах. Но, строго говоря, волхвыявились много позже, чтобы считать их приход “в дом” доказательством того, чтои само рождение Христа произошло здесь. Тем не менее ранние художникипредпочитали именно так трактовать место действия этого сюжета. Можноконстатировать, что в ранних изображениях рождения Христа действие происходитпод навесом, что символизирует дом. В эпоху Возрождения художники изображалидом, где родила Дева Мария, в виде обветшалой постройки (лачуги) – онасимволизировала Ветхий завет, заменить который Новым явился в мир Христос (таку Робера Кампена).
Выбор художниками для рожающей Девы Марии иного места– пещеры – основан на упоминании о ней у Иустина Мученика в его “Диалоге сТрифоном” (II век), который видел в таком рождении Христа осуществлениепророчества Исаии. “Когда совершители мистерий Митры говорят, что он родился откамня, и место, где они посвящают верующих в него, называют пещерою, то не вижули, что они это заимствовали из слов Даниила (...) и также из пророка Исаии(...)?” – это из “Диалога с Трифоном” Иустина Мученика. И в пророчестве Исаии:“Тот будет обитать на высотах; убежище его – неприступные скалы” (Ис., 33:16).Это предание ясно формулируется во многих апокрифических текстах, в частности вПротоевангелии Иакова (которое, по-видимому, Иустин Мученик знал), гдеговорится: “И он снял Ее с осла и сказал Ей: Куда мне отвести Тебя и скрытьпозор Твой? Ибо место здесь пустынно. И нашел там пещеру, и привел Ее…”(17–18). Можно указать и другие литературные источники этой живописнойтрадиции. Первые изображения рождения Христа в пещере относятся к VI–VII векам.
В пещере изобразил рождение Христа Пьетро Каваллини насвоей мозаике в церкви Санта Мария ин Трастевере в Риме. В общих чертах егокомпозиция следует канонам византийской иконографии, но в изобразительныхформах несет печать римской традиции. Фреска эта необычайно интересна тем, чтосоединяет в себе несколько литературных программ – свидетельства Евангелия отЛуки, Евангелия от Матфея, Протоевангелия Иакова, а кроме того, вносит местные– римские – детали в трактовку сюжета. У Луки художник заимствовал: 1)изображение гостиницы (“Не было им места в гостинице”. Лк. 2:7) – дом с башнейна переднем плане; надпись поясняет: “tabema meritoria” (лат.: жилище,сдаваемое внаем); 2) благовестие пастухам: ангел с бандеролью, на которойтекст: “Annutio uobis gaudium magnum” (лат.: “Я возвещаю вам великую радость”.Лк. 2:10). У Матфея художник заимствовал звезду, которая привела в Вифлеемволхвов. У Иакова (из Протоевангелия) – пещеру, в которой родила Дева Мария, атакже образ застывшего в задумчивости Иосифа: “...и пошел искать повивальнуюбабку в округе Вифлеема. И вот я, Иосиф, шел и не двигался. И посмотрел навоздух и увидел, что воздух неподвижен, посмотрел на небесный свод и увидел,что он остановился и птицы небесные в полете остановились...” (18). И, наконец,свой вклад в разработку программы этой мозаики внес кардинал Якопо Стефанески,известный меценат раннего треченто: на переднем плане рядом с хижиной и башнейвиден источник благовонного масла, который, согласно легенде, забил в Риме вмомент рождения Христа. Над этим источником и была поставлена церковь СантаМария ин Трастевере, о чем свидетельствует надпись под картиной: “Jam puerumjam summe pater post tempora natum/ Accipimus genitum tibi quern nos essecoevum/ Credimus hipcqi clei scaturire UquaminaTybrum” (лат.: “Он, Младенец ивечный Отец, как равный нам, как современник, родился среди нас. Мы верим, чтоотсюда изливается миро (милосердия), как волны Тибра”).
Лишь тому, кто не знает, что представляет собой хан,то есть гостиница на Востоке – такая, в которой могли остановиться Иосиф сМарией, – может показаться, что свидетельства Луки и Матфея не согласуютсямежду собою. На самом деле “дом” и “пещера” – это может означать почти одно ито же. Хан, или караван-сарай, на Востоке представлял собой низкое здание,стены в его комнатах имелись лишь с трех сторон, и все происходившее впомещении было открыто взору постороннего. Здесь же было место (двор) для скотаи комната отделялась от двора лишь несколькими ступеньками. Но самое интересноес археологической точки зрения то, что ханы строились, вернее, пристраивались кмногочисленным в тех местах пещерам. Это было единое целое. Таким образом,известные нам попытки художников примирить два этих свидетельства, изображаявход в пещеру и над ним навес, не так уж грешат против истины.
Порой рождение Христа трактуется художниками каксобственно сцена родов. В таком случае изображаются две повитухи, как накартине мастера, именуемого Зальцбургским. Подробности этой истории мы узнаемвсе из того же Протоевангелия Иакова: повивальная бабка, которую нашел Иосиф,засвидетельствовала рождение Спасителя (“Родилось спасение Израилю”); онасообщила об этом встретившейся ей Саломее: “Саломея, Саломея, я хочу рассказатьтебе о явлении чудном: Родила дева и сохранила девство свое. И сказала Саломея:Жив Господь Бог мой, пока не протяну пальца своего и не проверю девства ее, неповерю, что дева родила. И только протянула Саломея палец, как вскрикнула исказала: Горе моему неверию, ибо я осмелилась искушать Бога. И вот моя рукаотнимается как в огне. И пала на колени перед Господом, говоря: Господь Боготцов моих, вспомни, что я из семени Авраама, Исаака и Иакова, не осрами меняперед сыном Израиля, но окажи мне милость ради бедных: Ибо Ты знаешь, что яслужила Тебе во имя Твое и от Тебя хотела принять воздаяние. И тогда предсталперед нею Ангел Господень, и сказал ей: Саломея, Саломея, Господь внял тебе,поднеси руку свою к Младенцу и поддержи Его, и наступит для тебя спасение ирадость. И подошла Саломея, и взяла Младенца на руки, сказав: Поклонюсь Ему,ибо родился великий царь Израиля. И сразу же исцелилась Саломея и вышла изпещеры спасенною” (Протоевангелие Иакова, 19–20). Имя первой повитухи, согласнотрадиции, той, что не усомнилась в божественном происхождении младенца, –Зеломия (иначе: Зелемия).
Что касается омовения младенца повитухами, то рассказаоб этом нет ни в апокрифах, ни в других памятниках древней письменности. Этусцену художники домыслили, исходя из факта присутствия повитух. Но безгрешнородившийся младенец не нуждался ни в каком очищении (омовении). Более того, емуне требовались и сами повитухи. Упорное их присутствие, однако, на картинахстарых мастеров может объясняться желанием иметь свидетелей чудесного рожденияХриста.
Часто с мотивом “Две служанки” соединяются тема“Поклонение Младенцу”, а также другие сюжеты, непосредственно примыкающие ксюжету рождения Христа, в частности благовестие пастухам или поклонениепастухов (так у Робера Кампена; мы узнаем служанок не только по характерномужесту парализованной руки Саломеи, но и по тем словам, которые начертаны набандеролях персонажей. Так, у Зеломии, изображенной спиной к зрителю, на лентеначертано: “Virgo peperit filium” (лат.: “Дева родила сына”), а у Саломеи –во-первых, ее имя и, во-вторых, слова: “Credam qum probavero” (лат.: “Уверую,когда ясно представлю”!); у ангела, обращающегося к Саломее, – “Та, puerumetsanaberis” (лат.: “Коснись Младенца и исцелишься).
Эта трактовка темы рождения Христа исчезла после того,как была осуждена Тридентским Собором (1545–1563).
Культ благочестия, который в различных формах широкораспространился в XIV–XV веках, корнями своими уходит в предыдущие столетия –XII–XIII века. Он вырос из мистицизма Бернарда Клервоского (1090–1153),основателя ордена бернардинцев, зерном учения которых была любовь к МладенцуХристу и к Христу-Страстотерпцу, а также к Деве Марии. Яков Воррагинский в“Золотой легенде” часто цитирует Бернарда. Тот в своих рассуждениях о рожденииХриста особое внимание обращает на бедность обстановки, в которой онопроизошло. Франциск Ассизский (1181/2–1226) довел культ “святой бедности” допредела.
На выработку программы для изображения сцены рожденияХриста как поклонения Младенцу в позднее средневековье оказали влияние такжетруды францисканского монаха Джованни де Каулибуса (Псевдо-Бонавентуры), вчастности его “Meditationes vitae Christ!” (“Размышления о жизни Христа”), атакже Бригитты Шведской (ок. 1304–1373) – провидицы, посетившей Иерусалим в1370 году и успевшей за два года до своей смерти опубликовать “Relationes devita et passione Jesu Christi et gloriosae virginis Mariae matris ems”(“Откровения о жизни и страстях Иисуса Христа и преславной Девы Марии, МатериЕго”). Откровения этой монахини очень скоро стали известны современникам. Этоподтверждается тем, что ее описания, в частности сцены рождения Христа, вскорепосле издания ее труда стали воспроизводиться на картинах, трактовавших этотсюжет как поклонение Младенцу (порой художники изображали даже ее саму вкостюме ордена бригитток, который она основала).
Поскольку оба текста – Джованни де Каулибуса иБригитты Шведской, – относящиеся к данному сюжету, чрезвычайно важны дляпонимания изображавшихся художниками деталей, приведем их полностью.
Джованни де Каулибус: “Когда настал час родить – былоэто около полуночи на Рождество, – Мария встала и прислонилась к колонне,которая была здесь. Иосиф сидел рядом опечаленный, вероятно, потому, что не могприготовить все необходимое для родов. Он встал, взял из яслей сено, положилего у ног Девы Марии и отвернулся. В этот момент Сын Божий оставил чревоМатери, не причинив Ей никакой боли. Так оказался Он на сене у ног СвоейМатери. Омыв Его, Она завернула Его в Свое покрывало и положила в ясли. Намговорили, что вол и осел склонили свои головы над яслями, дабы дыханием своимсогреть Младенца, так как понимали, что в такой холод едва укрытому Младенцунужно тепло. Мать, однако, встав на колени, молилась и возносила благодарностьБогу: Благодарю Тебя, Господь и Небесный Отец, за то, что дал Мне Твоего Сына,и молюсь Тебе, Предвечный Бог, и Тебе, Сын Бога Живого и Мой Сын”.
Бригитта Шведская: “Когда я предстала перед яслямиГоспода в Вифлееме, то увидела Деву необычайной красоты (...), плотно укрытуюизящным хитоном, сквозь который было явственно различимо девственное тело(...). Вместе с Нею был добродетельнейший старец, он привел вола и осла; онивошли в пещеру, и мужчина привязал животных к яслям. Потом он вышел и принесДеве свечу, прикрепил ее к стене и вышел, так что при рождении Младенца его небыло. Тем временем Дева сняла Свои туфли, сбросила с Себя белую накидку,которая укрывала Ее, сняла с головы вуаль, положила ее сбоку от Себя и осталасьв одном хитоне, с чудесными золотыми волосами, падавшими распущенные на Ееплечи. Затем Она достала два маленьких льняных кусочка и два шерстяных, которыепринесла с Собой, чтобы завернуть в них Младенца, которому суждено былородиться (...). И когда все было готово, Дева с превеликим почтением преклонилаколени в позе молящейся и повернулась спиной к яслям, лицо Ее было обращено навосток, а взгляд устремлен к небу. Она пребывала в экстазе, погруженная всозерцание, Ее переполняло восхищение божественной нежностью. И стоя так вмолитве, Она вдруг обнаружила, что Младенец во чреве Ее шевелится, и неожиданноОна произвела на свет Сына, от Которого исходил несказанный свет и блеск, такчто солнце не могло сравниться с Ним, и тем более свеча, которую Иосиф поставилздесь, – свет божественный совершенно поглотил свет материальный. И рождениеэто было столь неожиданным и мгновенным, что я не могла ни обнаружить, нипонять, посредством какого члена своего тела Она родила. Я увидела неизвестнооткуда взявшегося Младенца, лежащего на земле – обнаженного и излучающего свет.Его тельце было совершенно чистым. Затем я услышала пение Ангелов, оно былонеобычайно нежным и прекрасным. Когда Дева осознала, что уже родила СвоегоМладенца, Она тут же стала молиться Ему: Ее голова склонилась и рукискрестились на груди. С величайшим почтением и благоговением Она сказала Ему:“Слава Тебе, Мой Бог, Мой Господь, Мой Сын”.
Примерами скрупулезного следования литературнымисточникам, описывавшим рождение Христа, и в первую очередь трудам Джованни иБригитты, могут служить картины на тему поклонения Младенцу нидерландскиххудожников золотого века живописи этой страны. Классическим образцом является“Поклонение Младенцу” Рогира ван дер Вейдена в триптихе так называемого алтаряБладелена (иначе – “Миддельбургский алтарь”). Здесь изображена колонна, ккоторой, согласно Джованни, прислонилась Дева Мария (колонна в сюжетепоклонения Младенцу играет двойную роль: как деталь рассказа Джованни и какаллюзия на будущие страдания Христа, когда он, привязанный к колонне, будетподвергнут бичеванию. Колонна стала одним из инструментов Страстей Господних;она фигурирует в руках ангелов в сценах, где они несут эти инструменты).“Добродетельнейший старец”, свеча, свет которой заглушается чудесным свечениемМладенца, – все это заимствовано Рогиром у Бригитты. По ее описанию созданхудожником и образ Девы Марии – в белом хитоне, с распущенными золотымиволосами, стоящей в молитвенной позе. Нередко Иисус на молитву Марии отвечаетдвижением руки, которое можно счесть за благословляющий жест, как у Мастера изАвилы.
На первый взгляд частые изображения звезды в сценерождения Христа имеют простое объяснение: это та звезда, которая явиласьволхвам и привела их к месту рождения Иисуса. Быть может, в большинстве случаевхудожники включали этот мотив в сцену рождения Христа, исходя из представления отом, что звезда появилась в момент рождения Младенца. Поклонение волхвов созвездой – настолько распространенный иконографический тип, что естественнымпредставлялось использовать звезду и в данном случае.
Однако в этом сюжете звезда может иметь иное объяснение.В Протоевангелии Иакова, которое, как мы уже видели, широко использовалось вкачестве литературной программы, нет прямого указания на звезду, но говоритсялишь о необычайном свете в пещере, где родился Христос. И если этот источникбыл основой для многих других иконографических мотивов, то вполне резоннопредположить, что он же объясняет изображение яркого света в пещере с помощьютрадиционного образа – звезды. В таком случае было бы ошибочным видеть в этойзвезде всегда и только звезду волхвов.
Сонм молящихся и поющих хвалебную песнь ангеловупоминается и у Джованни, и у Бригитты. Мы видим их и у Рогира ван дер Вейдена,и у многих других художников. Число ангелов может иметь символическое значение.Так, в “Поклонении Младенцу” на алтаре Портинари (Гуго ван дер Гус) ихпятнадцать. Объяснение символики этого числа находим у современника исоотечественника художника – проповедника доминиканского ордена Алана ван дерКлипа (Ален де ла Рош, 1428–1475). Полный цикл молитв Братства розария, к которомупринадлежал этот проповедник, содержит пятнадцать молитв “Отче наш” (“Paternoster”). Чередуясь со ста пятьюдесятью молитвами “Ave Regina”, онисимволизируют пятнадцать событий Страстей Христовых. Пятнадцать есть такжечисло добродетелей: четыре “кардинальные” – смелость, мудрость, умеренность,справедливость, три “богословские” – вера, надежда, любовь и семь “основных” –смирение, щедрость, целомудрие, довольство своим, воздержанность, спокойствие,упование. И еще две – набожность и покаяние. Всего получается шестнадцать,однако умеренность и воздержанность, в сущности, одно и то же. Таким образом,разных добродетелей всего пятнадцать. И наконец, еще одно возможное объяснениечисла “15”: таково количество “псалмов восхождения”. По их числу принято такжеизображать количество ступеней храма на картинах “Введение Девы Марии в храм”.
Нередко художники, особенно нидерландские, дают в рукиангелам музыкальные инструменты и ноты, и если в нотах воспроизведены реальныемузыкальные произведения, что тоже делалось довольно часто, то это гимны налатинский текст из Луки: “Gloria in Excelsis Deo et in Terra Pax HominibusBonae Voluntais” (лат.: “Слава в вышних Богу, и на земле мир, и в человекахблаговоление”. Лк.,2:14). (В “Рождении Христа” Якоба Корнелиса ван Остзанена вкниге, которую держит ангел на переднем плане картины, записан четырехголосныйгимн на этот текст, все четыре музыкальные партии – бас, тенор, альт и сопрано– легко читаются; ангелы исполняют этот гимн на разных инструментах – шалмеях,трубах, псалтериуме; много поющих и играющих ангелов изображено и на заднемплане; всего ангелов здесь тридцать три, что соответствует числу прожитыхХристом лет.) Этот текст художники по традиции чаще помещают в сцене поклоненияМладенцу, нежели в сюжете благовестия пастухам, где он в действительностифигурирует у Луки.
Символическое значение имеют цветы, часто изображаемыев сюжете рождения Христа, в частности в поклонении Младенцу. В целом онисимволизируют новую жизнь: Господь пришел на землю – и расцвели цветы. Ноособое значение имели конкретные цветы. Очень богата смысловая гамма внатюрморте на алтаре Портинари Гуго ван дер Гуса. Цветы стоят здесь в вазе и встакане. Кроме того, отдельные лепестки осыпались на землю. В сосудеиспано-мавританского стиля красная лилия – символ мученической Св. КровиХриста, а три ириса, или, как их иначе называют, мечевые лилии, – намек настрадания Девы Марии, о которых предсказано праведником Симеоном: “И Тебе Самойоружие пройдет душу” (Лк. 2:35). В стакане рядом семь колокольчиков. Они имеютдвойное символическое значение: во-первых, намекают на семь скорбей Девы Мариии, во-вторых, указывают на семь даров Святого Духа: “И почиет на нем ДухГосподень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения иблагочестия; и страхом Господним исполнится” (Ис.11:2–3).
Охапка сена, часто изображаемая в этом сюжете, тожедеталь литературной программы (об этом – у Джованни де Каулибуса). Мы видим еена картине Герарда Давида. Когда же вместо сена изображается сноп колосьев, каку Гуго ван дер Гуса, то это символизирует хлеб Причастия – один из двухэлементов евхаристии. Известны примеры включения в сюжет поклонения Младенцуобоих элементов, как это сделал Ганс Мультшер на своем Вурцахском алтаре(1437).
Туфли, сброшенные с ног (Гуго ван дер Гус изобразилодну снятую туфлю), – деталь, упомянутая Бригиттой. Это символ святости места,где происходит событие. Такое толкование основывается на словах Бога,обращенных к Моисею, представшему перед горящим кустом: “Сними обувь твою с ногтвоих; ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая” (Исх. 3:5).
Картины на сюжет поклонения Младенцу частопревращаются в тип Sacra conversazione (Священное собеседование). В такихслучаях художники вводят в них более поздних святых, а нередко и донаторов(неизвестный мастер из Авилы). Иногда даже Иосиф изображался в монашескомоблачении. Так, на картине Рафаэлино дель Гарбо во флорентийской базилике Св.Лаврентия Иосиф предстает в монашеской одежде, с тонсурой, а под ногами стоящегоздесь ангела художник изобразил меч.
В символическом смысле начало земной жизни Христа ужесодержало в себе мученический ее конец. “Как восток при закате солнца отражаетв себе свет вечерней зари на западе, – пишет известный английский историкхристианства Ф.Фаррар, – так Вифлеем был преддверием Голгофы, и даже колыбельМладенца уже носила в себе зачаток крестных страстей Спасителя.