Если всмотреться в громаду песка, то видно что количество песчинок "не счесть". Человеческая психика устроена так, что человек посчитал бы это бесполезным занятием. Дабы не сжечь свою нервную систему, не впасть в болевой шок от осознания собственной слабости, человек всё идеализирует, упрощает для себя. Пусть в математике есть числа, позволяющие определить количество песчинок, проще сказать что их бесконечно много и что... глупо тратить жизнь, стараясь охватить всё что есть в мире.
Всякий путник, что идет по нашей пустыне считает обозреваемые впереди барханы, выглядывает из-за них, всякий раз взобравшись на вершину нового, мечтая утолить жажду, устранить страдания от того окружения, к которому он не приспособлен. Смотрит вперед и только вперед. Что проку ему от безграничного океана, раскинувшегося у его ног? Как бы не пытался в этом убедить помутненный разум его, песчинками не утолить жажду, не устранить агонию, которой он терзаем. Странник слеп ко всему, что не несет ему утоления желаний его.
Случается, что странник встречает иного властителя песчаных троп. Сначала он рад ему, ибо радость присуща ему, всякий раз, когда встречается что-то отличное от прежнего пейзажа. Потому что скитания в одиночестве кажутся бессмысленными. Но всякое совместное путешествие чревато страшной ссорой: из-за глотка воды, из-за пятака тени на выжженной земле - из-за того, что избавления от зол не хватает на всех. Иной путник, не совладав с помутненным разумом своим, не побоится и поднять руку на своего спутника. Лишь бы продолжить топтать барханы в одной лишь надежде на скорый оазис. Другие сбиваются в группы, дабы потрошить незадачливых соседцев. Однако же, гиена всегда остается гиеной. Встречаются здесь и организованные караваны, что везут из дальних стран богатства в свои рукотворные сады, дабы из них распространять влияние свое, дабы из них гневить небеса, извергающие потоки жестокого света ещё усерднее, и дале расширяющие пустыню, повышающие температуру в надежде на избавление от инфекции.
И всяк идет тут своей дорогой, видя лишь свою тень на песке и сладостные мечты о скором избавлении и утолении своих желаний. Но никто не находит того что ищет, по крайней мере, на долго. Ибо всё то - миражи, и нет спасения в оазисе.
Иной же найдет выход из этого адского пламеня. Позовет с собой других. Но те лишь рассмеются, ибо не видели они земли другой и мечтаний отличных от тех, кои обрели они здесь. Они обрушат на него гнев свой, ибо глаголет он о тех вещах, кои не укладываются в их сознании, а значит напрасно распаляет их надежды. Ведь они жизни на пролет ходят по пустыне и нет ей ни конца, ни края. Падет духом "удачливый странник", припадет на колени рядом с громадой песка, что не счесть и не измерить. В свой новый мир он захочет забрать хотя бы горсть его, хотя бы что-то что напоминало бы ему о родных краях. И возлюбуется им, ибо нет для него ноне ничего краше и роднее. И забудет он о иных землях, а начнет смиренно считать песчинки, что переливаются в руках его, что золото, что сама жизнь.
Незаметный странник мог бы пойти куда ему заблагорассудится, но без связи с родной землей своей, нет смысла ему идти куда-то. Он будет считать песчинки. Как время, как ткань бытия. И ждать иных путников, иных гиен стаи, иные караваны. Судьбу свою. Неужели всё будет так? Неужели всё должно так закончиться?