Сайд-стори, а точнее PWP к ориджиналу "История одного убийцы".

Название: Сильный
Автор: Nataliny
Рейтинг: NC-17
Жанр: Аngst, PWP.
Категория: яой
Summary: см. жанр.

НЕ бечено(!!!) и не вычитано вообще! Так что читать на свой страх и риск.



Я бесшумно открываю дверь и вхожу внутрь затемненной комнаты. Посредине стоит широкий стол из темного дерева, за ним – черное кожаное кресло. На полу разложены мягкие шкуры, по которым так приятно ходить босиком.

Но я здесь совсем не за этим.

Высокий человек стоит у окна, повернувшись ко мне спиной. Толстая сигара дымиться между его длинных пальцев.

Боги, как же я ненавижу это запах. Иногда мне кажется, что он преследует меня повсюду.

Я знаю, что должен сейчас сделать, но все равно медлю. Просто откладываю неизбежное. Как по-детски.

Не может быть, чтобы он не заметил моего появления, даже несмотря на то, что я зашел практически бесшумно. Он должен был услышать. И я уверен, что он слышал. Просто он тоже ждет.

- Вы звали меня, сэр? – наконец произношу я, и хотя эта фраза далась мне с большим трудом, а слово «сэр» получилось немного сжатым, но мой голос звучит абсолютно ровно и спокойно. Только костяшки на пальцах неестественно побелели он напряжения.

- Да. Два часа назад. – не поворачиваясь, произносит он своим ледяным голосом.

И я как никогда точно знаю, что это значит. Два часа – это слишком долго для него. И слишком мало для меня.

Я даже не успел переодеться и смыть с себя следы крови. Моя куртка разорвана в двух местах, а на штанах виднеются засохшие пятна. Все это последствия этого чертового задания. Он знает это, но никогда не сделает мне поблажки. Я явился к нему в неподобающем виде, и он этого не потерпит. Его реакция – лишь вопрос времени.

Несколько минут проходит в абсолютном молчании. Я никогда не оправдываюсь перед ним, это все равно не имеет смысла. Он только сильнее разозлиться.

Он никогда не слушает моих оправданий, и его замечание о двух часах просто выражение недовольства и раздражения, но никак не вопрос.

Лишь только когда сигара дотлевает практически до конца, он поворачивается ко мне с застывшей маской презрения на лице. Все хуже, чем я думал.

Как только он пробегается глазами по моей одежде, его взгляд темнеет. Я бы мечтал не знать, что это значит. Но я знаю, и от этого никуда не деться.

- Почему ты в таком виде? – я догадывался, что он задаст этот вопрос, но все равно не был вполне к нему готов.

- Я только что вернулся. – нет никакого смысла врать. Он все равно знает правду.

Он слегка кривиться, давая мне понять, что мои ответы однообразны и предсказуемы.

Я и сам это знаю. Но так легче.

- Задание выполнено? – он знает, что ответ «нет» для меня невозможен. Я никогда не возвращаюсь, не выполнив приказ. Это лишено смысла, и равноценно самоубийству.

Я просто киваю, сомневаясь в своей возможности говорить ровно.

По моей позе сложно догадаться, насколько я напряжен. Я стою абсолютно ровно, но это вообще моя особенность. В остальном я выгляжу совершенно обычно, тогда как на самом деле мои внутренности сводит от напряжения и концентрации.

Ни одного движения.

Грудь медленно поднимается и опускается, и только по этому ритмичному колыханию можно заметить, что я еще дышу.

Он тоже не движется, впившись в меня потемневшим взглядом. И этот взгляд пугает меня больше, чем дуло пистолета, направленное прямо в лицо.

Я не боюсь смерти, я не боюсь боли. Но я боюсь оставаться с ним наедине, потому что всегда точно знаю, к чему это приведет и чем закончиться. И ничего нельзя изменить, можно только смириться.

Но как бы я ни старался, у меня не получается. Каждый раз, когда на мой телефон приходит сообщение: «к сэру Бэттлеру. Срочно», сердце будто пропускает пару ударов. Каждый раз для меня это является оглушающей неожиданностью.

Так было и в это раз. И как назло, я находился даже не в городе. Клиент здорово прятался, на его поиски я потратил на один день больше, чем рассчитывал изначально. И уже только это было непозволительной оплошностью.

Внезапно я замечаю, что он делает пару шагов в сторону, и опирается одной рукой на край стола. Но это лишь видимость небрежности. Каждый жест продуман до мелочей.

- Подойди. – это не вопрос, не просьба. Это холодный приказ.

Я делаю два шага вперед, и останавливаюсь прямо перед ним.

- Сними с себя эти тряпки. – его голос полон презрения. Я знаю, что он ненавидит грязь, и вид крови на моей одежде вызывает у него отвращение. Если бы я не знал его лучше, я посчитал бы это слабостью. И это было бы ошибкой.

Не опуская взгляда, я снимаю с себя куртку и стягиваю майку через голову. Только сложив ее, я кладу стопку в угол, в котором на полу нет шкур.

И снова выпрямляюсь. Моя кожа белая, а в приглушенном свете комнаты она кажется почти прозрачной. Только рваный шрам на правом плече и татуировка на запястье разбавляют эту белизну.

Никаких следов крови на теле, она попала только на одежду. Впрочем, так бывало почти всегда.

Я стою перед ним в одних штанах, но точно знаю, что и их тоже надо снять. И не только потому, что на них попала кровь. Так происходит всегда.

В его взгляде начинает подниматься раздражение.

- Все.

«Сегодня он не тянет. Как необычно.» – я еще умудряюсь язвить про себя, только чтобы отвлечься от происходящего. Через несколько секунд я уже полностью обнажен, и стою в той же позе, что и до этого, словно ничего необычного нет в том, чтобы стоять посредине кабинета сэра Бэттлера без одежды.

Хотя, в этом и не было ничего необычного. Для меня.

Кончиками пальцев он проводит по моей щеке и подбородку, спускаясь ниже и небрежным движением касаясь моей груди.

Никакой реакции. Пока нет, еще слишком рано.

Пальцы опускаются ниже, с силой выкручивая мой сосок.

Костяшки пальцев стали еще белее, но я не издаю ни звука. Не сейчас.

В его глазах проносится что-то, похожее на удовлетворение, но только на мгновение.

Действие повторяется и с другим соском.

Я все еще молчу, ведь я умею терпеть и не такую боль.

Несколько секунд он просто смотрит на меня, и я не могу прочесть ни одной эмоции в его взгляде. Все слишком запутанно.

Потом он резко толкает меня животом на стол, и выкручивает руки. Если очень постараться, у меня есть надежда вырваться. Вот только что мне это даст?

Я стараюсь выровнять дыхание, но не делаю никаких попыток освободиться. Это не трусость, это просто разум. Так надо, и я так делаю.

Он выкручивает мои руки сильнее, специально причиняя боль, еще одно движение, и он выдернет их из суставов. Но я точно знаю, что он не сделает этого. Зачем портить то, что принадлежит тебе?

Моя губа закушена, но ему не видно этого, мое лицо упирается в стол. Я не издаю ни звука, но это только сильнее распаляет его.

Сильные холодные руки скользят по моей спине, надавливая на позвоночник, так, что я ребрами чувствую каждую мелочь на широком столе.

Он опускается к моим ягодицам, грубо тиская и сминая их в своих руках.

Это ощущение власти опьяняет, оно сводит с ума. Голое тело, распростертое под тобой, и ты можешь делать с ним все, что захочешь, и оно подчиниться. Разве кто-то сможет устоять перед таким соблазном?

Но человеку всегда чего-то не хватает.

Я думаю, что ему не хватает моей покорности. Да, я не сопротивляюсь, но ему ни разу еще не удалось сломать меня.

Я никогда не умоляю и ни о чем его не прошу, я не склоняю голову в знак смирения. Я просто не сопротивляюсь, потому что в этом нет смысла, но не более того.

И это заставляет его хотеть меня еще сильнее, хотеть полной власти, абсолютного контроля.

Но я знаю, что как только он добьется этого от меня – я перестану быть нужным. Мое присутствие начнет раздражать, и он просто убьет меня, потому что не сможет выгнать.

Чего бы мне это не стоило, я не буду покорным. Если бы он только знал, сколько сил я трачу на то, чтобы не взорваться и не вонзить ему в спину острый кинжал. Но я не могу этого сделать, я обязан Джину чем-то большим, чем жизнь, и я просто не имею права так поступить.

Все время, пока я нахожусь вне этого кабинета, я загоняю свои воспоминания о нем в самый дальний уголок сознания, и живу своей обычной жизнью. Лишь проклятое сообщение на моем телефоне может вытащить эти воспоминания наружу.

Его ласки становятся все более грубыми, и я слышу, как дыхание учащается.

Он резко проталкивает колено между моих ног, раздвигая их в стороны. Движение намеренно более сильное, чем необходимо. Оно причиняет мне боль, но я не обращаю на нее внимания. Мое тело сосредоточено в ожидании.

Мои органы чувств напряжены до предела, и когда я слышу звук расстегиваемой молнии и шорох ткани, мне кажется, что они звучат оглушительно громко.

Он грубо раздвигает мои ягодицы, и резко вгоняет в мое тело сразу два пальца. Никакой смазки, просто жестокое вторжение, призванное причинять боль.

Я знаю, чего он добивается. Моих криков, моих слез, хоть какой-то реакции. Но я не могу позволить себе этого. Еще нет, слишком рано.

На моей губе выступает кровь, я стиснул зубы слишком сильно. Я только надеюсь, что он не почувствует ее запах из-за своего возбуждения.

Он грубо трахает меня пальцами, раздвигая крепко сжатые мышцы, и вопреки моему желанию, тело начинает реагировать на это вполне однозначно.

Я не знаю, возможно, дело в том, что с самого детства меня окружала жестокость, мое тело использовали как куклу для секса, и я до сих пор подсознательно не могу от этого уйти.

Разумом я понимаю, что все, что делает со мной Хьюго – это насилие, призванное сломать меня, полностью подчинить себе, но мое тело не слушается, каждый раз возбуждаясь от его прикосновений.

И скрыть это у меня еще не получилось ни разу. Он всегда видит это, и считает своей маленькой победой. Если бы он знал, насколько ошибается. Я никогда не покорюсь, ему не сломать меня.

Все, что он может – убить, но это не подчинит меня ему. Смерть просто отнимет у него любимую игрушку, и только поэтому он пока не застрелил меня. Мы оба знаем это, мы оба молчим.

Я не издаю не звука, когда он вытаскивает из меня пальцы и резким движением бедер вгоняет в меня свой член, полностью, до предела, заставляя мое тело выгнуться от пронзительной боли.

Но все это лишь реакция тела, не более того. Я по прежнему молчу, хотя дыхание уже стало рваным, а из закушенной губы по подбородку стекает тонкая струйка крови.

Я способен думать только о том, насколько я счастлив, что он этого не видит. Эти мысли отвлекают меня от сильных ритмичных толчков и боли, так цинично граничащей с наслаждением.

Мое тело предает меня все сильнее, оно выгибается навстречу каждому толчку, и только остатки моей концентрации позволяют держать рот на замке и не просить «еще».

Я так рад, что не вижу сейчас его лица. Думаю, в его глазах светиться торжество. Пусть он не подчинил мой разум, но ему не составило труда подчинить мое тело.

Я ненавижу себя за это, но ничего не могу поделать. Это сильнее меня.

Он начинает двигаться сильнее, почти полностью выходя – и затем снова врываясь в мое ставшее таким расслабленным тело.

Еще несколько толчков, и я чувствую, что тело больше не может сдерживаться. Я кончаю, а мышцы сильнее сжимаются вокруг его члена, подталкивая к самому пику.

Он сильнее стискивает пальцы на моих бедрах, я знаю, что завтра там будут синяки, и кончает, сильнее прижимая меня к столу.

Ему хватает нескольких секунд, чтобы отдышаться, и он поднимается, на ходу привычный движением застегивая брюки и поправляя одежду. Уже через минуту по нему нельзя было сказать, что здесь только что произошло что-то необычное.

Я с трудом поднимаюсь со стола, зная, что надо уходить. Он не нуждается в моем присутствии более.

Я знаю, что выгляжу жалко, но стараюсь сохранять безразличное выражение на лице настолько, насколько это вообще возможно.

Я четкими движениями натягиваю на себя одежду, и выпрямляюсь, ожидая, когда он меня отпустит. Я знаю, что просто так я не могу уйти.

Наконец он поворачивается ко мне, и холодным голосом произносит.

- Ты опоздал на два часа. Больше я такого не потерплю.

Он снова отворачивается. На этот раз я знаю, что могу идти. Черная папка лежит на маленьком столике у выхода, она предназначена мне.

Цель, место, сроки.

На этот раз я не должен опоздать.

Я могу доказать, что я сильнее.