Название: История одного убийцы(с)
Автор: Nataliny
Рейтинг: NC-21
Жанр: Аngst, POV.
Категория: яой
Summary: Если все, что ты помнишь о своем детсве - это боль и унижение, кем ты можешь стать, когда вырастешь?
История о том, к чему приводит жестокость и о судьбе одинокого мальчика, в последствии ставшего одним из лучших киллеров криминального мира Гонконга.
Предупреждения: Child abuse, инцест, насилие, изнасилование, убийства.

Текст не бечен(!!!), и не редактирован, пока так, как есть.
К нему есть что-то вроде сайд-стори, ПВП. Пока не знаю, выкладывать сюда, или нет...





Все началось, когда мне исполнилось девять лет. Мы жили в маленьком доме на окраине Гонконга – я, мать и отец.

Отец продавал рис на углу, а мать работала на хлопчатобумажной фабрике. Семье еле хватало денег на пропитание, когда отец разорился. Матери приходилось вкалывать за двоих, так как он никак не мог найти другую работу.

Сейчас я понимаю, что он, наверное, не сильно и искал. Потеряв свой маленький бизнес, он лишился смысла существования, и все покатилось, словно снежный ком. Бесконечные попойки, паяные драки на улице, побои.

Я ждал его возвращения домой, затаившись в углу и надеясь, что он будет настолько пьян, что не заметит меня. Но такое бывало редко.

Чаще всего он заваливался в дом, грязно ругаясь и требуя, чтобы мать сейчас же сделала ему массаж, но ее не было дома, и он начинал искать меня. А когда находил – все происходило по одной схеме. Сначала он кричал, обзывая меня бесполезным отродьем, из-за которого он лишился всего.

А я лишь лежал на полу, сжавшись в комочек, и пытался убедить себя в том, что это просто дурной сон. Но отец не уходил, а только сильнее раздражался, видя мою слабость, и начинал бить меня. Сначала просто кулаками и ногами, а потом в ход пошла и трость. Я не мог противиться ему, даже если бы захотел. Он был сильнее, да и алкоголь будил в нем неутолимую ярость, которой нужен был выход, и этим выходом в большинстве случае становился я.

Иногда, когда мать успевала возвратиться домой раньше, она оттаскивала от меня отца прежде, чем я терял сознание от боли. Но тогда он переключался на нее, и ей доставалось не меньше, а я смотрел на это, сжавшись в углу, и глотал слезы от бессилия и слабости.

Но в тот день все пошло не так. Отец вернулся домой раньше, что-то крича о том, что он проиграл все заработанные матерью деньги, и убьет этих ублюдков букмекеров, которые обманули его.

Я не ожидал, что он придет домой так рано, и сидел практически на середине комнаты, когда он ворвался в дом, размахивая полупустой бутылкой саке.

Его глаза пылали яростью, а в руках была широкая деревянная трость. Едва он заметил меня, как тут же разразился еще более грязными ругательствами, чем до этого. Я не успел даже отступить назад, когда он с размаху ударил меня ногой в живот, заставляя согнуться пополам от острой боли. До этого он никогда не переходил сразу к побоям, этим все заканчивалось. Но в этот раз все было по-другому, и он только начал…

Удары сыпались на меня со всех сторон, палка, нога, рука, снова нога и палка… Я перестал чувствовать свое тело, только чистый сгусток боли, но отец не останавливался, совершенно потеряв контроль.

В какой-то момент краем ускользающего сознания я понял, что уже лежу на животе, а отец яростными движениями срывает с меня штаны.
В тот момент я еще не понимал, что он собирался сделать. Бывало, что он снимал с меня штаны, чтобы выпороть, но тогда он уже давно не делал этого, ограничившись банальными побоями безо всякой причины.
Но я не придал этому значения, все силы тратив на то, чтобы отключиться от ужасной боли, потерять сознание…

Не знаю, сколько времени прошло с того момента. Может быть, всего секунды, а может, почти час. Я утратил чувство времени, да и все другие чувства, кроме боли и отчаяния.

И тогда я впервые узнал, что такое настоящая боль. Когда мир взрывается перед глазами тысячью огненных осколков, а тело будто разрывают на части, и нельзя ни пошевелиться, ни даже вздохнуть, только кричать, пока не охрипнешь и в легких не закончиться воздух.

Вся та боль, которую я испытывал до этого, не шла ни в какое сравнение с этой БОЛЬЮ.

Всепоглощающая, неотвратимая, беспощадная, плавящая мозг боль, и ты готов отдать все на свете, лишь бы она закончилась.

Последнее, что я помню тогда, это мой жуткий крик, стоявший у меня в ушах, а потом – темнота. И никаких чувств.

Не знаю, сколько я провалялся без сознания, но когда я очнулся, солнце уже садилось, и его лучи едва задевали потолок. Тело, казалось, превратилось в сплошную открытую рану, я не мог вздохнуть, чтобы не почувствовать жуткой режущей боли. Мои попытки подняться не дали результатов, и всех моих сил хватило только на то, чтобы прохрипеть:

- Мама… - и тут же снова провалиться в бессознательное состояние.

Второй раз я очнулся от громкого крика моей матери:

- Да как ты только посмел, ублюдок?! Он же твой сын, твой сын, понимаешь ты это?! А ты изнасиловал его, как уличную шлюху, а ему всего девять лет!!! Что б ты сдох, недоносок, и как я тебя терпела столько времени?! Я ухожу, и забираю Мао, и ты не сможешь мне помешать, паршивый извращенец, иначе я.. – ее крик оборвался, и послышался звук удара чего-то тяжелого о деревянный пол.

- Получила, сука! Нечего распускать здесь свой вонючий язык. Он мой сын, и я волен делать с ним все, что захочу, и не такой дряни, как ты, мной командовать! – отец был в ярости, похоже, все еще не протрезвев.

Я попытался отползти в сторону, услышав его шаги, но малейшее движение отозвалось в моем теле острым приступом боли, и с громким стоном я повалился на то же место, где и лежал до этого.

- Ах ты маленький недоносок! Ты бесполезное отвратительно дерьмо, которое я должен терпеть в своем доме. Но с меня хватит! Я не намерен далее терпеть тебя или твою ненормальную сучку-мамашу! – он снова ударил меня ногой, выбивая последний воздух из моих легких, и заставляя слезы брызнуть из глаз с новой силой.

- Тряпка… Какая же ты тряпка! – с отвращением сказал отец, подходя ко мне ближе, и склоняясь над моим телом. – Ну ничего, мы все исправим! – в его глазах загорелся нездоровый блеск, когда он смотрел на меня, сплошь залитого кровью от его побоев и насилия.

Я лишь увидел, как стальное лезвие блеснуло в его руке, а через секунду мое плечо пронзила резкая боль, и я снова провалился в темноту, перед этим заметив, как женская фигура метнулась ко мне, а на ее лице застыла маска непередаваемого ужаса.

Лишь спустя неделю я узнал, что это была моя мать. Я тогда очнулся в больнице, весь обмотанный бинтами, и присоединенный к капельнице, а вокруг сновали медсестры, кидая на меня жалостливые взгляды.

Я попытался подняться, но тело не слушалось, и я едва не заплакал от отчаяния. Часа через три ко мне зашел доктор, и придирчиво осмотрел мое состояние. Он сказал, что недели через две меня выпишут, и все будет нормально.

Только когда он это говорил, его голос дрожал, да и сам он даже не смотрел на меня.

Я помню, что спросил, нельзя ли мне увидеть мать, но он ничего не ответил, и вышел из палаты.

Я задавал этот вопрос каждый день, но получил на него ответ лишь в конце недели.
В палату зашла пухленькая медсестра, и с жутко наигранно-сочувственным видом села на край моей кровати. И тогда я повторил мой вопрос, и пожалел, что вообще его задал.

Оказалось, что отец ударил меня ножом, пытаясь попасть в сердце, но спьяну промахнулся, и попал в плечо. Мать, услышав мой крик, собрала последние силы и бросилась на отца, пытаясь спасти мою жизнь.

Он убил ее даже не задумываясь, проткнув ножом четырнадцать раз, пока на ее крики наконец-то не сбежались соседи и полиция. Прежде, чем он успел закончить со мной, его попытались арестовать, но он отчаянно сопротивлялся, в результате чего был застрелен за попытку сопротивления властям и двойное убийство.

Только потом они поняли, что я еще жив, и сразу же отвезли в больницу. Я провалялся в коме почти неделю, врачи уже и не надеялись, что я приду в себя. У меня было сломано три ребра, раздроблены кости левой кисти, вывихнута рука, ножевое ранение в плечо, многочисленные внутренние и внешние кровотечения, не говоря уже о последствиях изнасилования.

То, что я выжил, можно было бы считать чудом, если бы это не было так чудовищно жестоко.

Кроме матери и отца родственников у меня не было, и как только я более или менее пришел в себя, меня отправили в приют для детей до шестнадцати лет.

И последующее два года там превратились для меня в настоящий ад. Это было даже хуже, чем ежедневные побои отца.

Постоянные унижения, изнасилования, избиения, круглые сутки, без перерывов. Только когда я уже не был способен даже на то, чтобы лежать на полу и не терять сознание, они оставляли меня в покое.

А ведь мои мучители были старше меня не более, чем на шесть лет, но их было много, целая коалиция, и я ничего не мог им противопоставить. Учителя закрывали на это глаза, просто считая, что отношения между подопечными их не касаются.
За два года я превратился в тень, без эмоций, чувств, без выражения… Просто кукла, с которой игрались старшие ребята.

Так был до того момента, пока в нашем приюте не поменялся начальник. Это был бывший военные, уволенный в запас, и чтобы не платить ему пенсию просто так, его отправили к нам в приют.

Одного взгляда на меня ему хватило, чтобы понять, что со мной сделали. Он не пытался лечить меня, или как то наказывать виноватых. Он просто сказал мне:

- Будь сильным, и умей дать отпор. Никогда не теряй самообладания и спокойствия, а главное бдительности.

И я запомнил его слова за всю жизнь. Он был первым за довольно большой период времени, кто обратился ко мне как к человеку, хотя мне тогда было всего одиннадцать лет.

***

Учитель не менял порядки в приюте, он просто постепенно стал добавлять что-то новое.

В конце-концов, он, как и другие, понимал, что у детей из приюта нет будущего, и когда нам исполниться шестнадцать лет – мы все окажемся на улице.

И мы отлично знали это.

Но лучше уже улица, чем такая жизнь.

Изменения начались с того, что для нас были организованы секции. Каждый имел возможность выбрать между боевыми искусствами, гимнастикой, и промышленной подготовкой.

Большинство детей выбрали последнее, последовав за негласным лидером приюта – Лью.
Видимо, он руководствовался советом кого-то из благосклонных к нему учителей.

Я ненавидел его гораздо больше, чем своего мертвого отца, и он совершил большую ошибку, не учтя это.

Я выбрал секцию боевых искусств, ни колебавшись ни мгновения.

Во всей боли и всех унижениях, которые мне довелось перенести за последние два года, был виноват он, и только он.

Я помню первые слова, так небрежно брошенные мне в ответ на робкое приветствие.

- Смотрите, парни, у нас появилась новое развлечение. Взять его.

С этого все и началось.


Когда начались занятия в секциях, моя жизнь стала намного легче. Лью, как и его шайка, был занят, а я мог заняться тем, о чем раньше не смел и мечтать.

Боевые искусства вел наш новый начальник, Пхен Цин, но для нас он был просто Учитель.

На его занятиях я полностью выматывался, так, что временами с трудом доползал кровати. Но я был счастлив.



Продолжение следует….