Говорили вчера о портретах. О взглядах и душах. Рисовать портреты "по-настоящему", то есть вполне красками и кистями с позирующей натуры мне таки доводилось. Тогда еще я не был обучен порядку построения и вовсе творил интуитивно.
Была по этому поводу история.
Подумал,что не удержусь и все-таки до личностей сойду. Вернее, до личности. Которая виной нашему знакомству.
Сидели и смотрели в Южное небо. Потом Маша сказала : "Горш! посмотри на него! Какой он красивый, ты просто должен его нарисовать!"
Я вздрогнул, мои собственные мысли были произнесены вслух другим человеком. Если бы не Машины слова, я бы никогда об этом и не заговорил: " Сами будете его просить, угу?" На что она без колебаний попросила. Он согласился. Я был рад, но очень боялся, все оттягивал.
"Господи, я не могу! Зачем красоту убивать моей бездарностью... ленью, если хотите... " -соседи по комнате на мои вопли ужасно раздражались, в конце концов его привели, меня посадили с указанием рисовать.
Он смотрел в окно, я паниковал, так как его нос и подбородок для меня были неподвластны.
Выпроводил его где-то через час, он зачем-то поблагодарил, прибавил еще, что нас надо подсаживать на Placebo.
Нарисованное мне очень не нравилось, да еще оригинал требовал демонстрации портрета.
Далее все превратилось в фарс. "Настоясий мяфной фарс!" Он залезал на верхотуру и говорил, что слезть оттуда не сможет, что там и умрет и все это из-за того, что я не хочу показать ему портрет. Я придумывал все новые и новые формы отказа, он порывался попасть в нашу комнату и тому подобное. Я был уверен, что он разочаруется во мне, увидев это, да еще впридачу узнает обо мне что-то, в чем я сам себе отказываю.
Потом я уломался и показал "это" этому.
Повел себя ужасно, смылся, не желая знать, что он скажет по поводу. А он меня благодарил, отшучивался, что с носом я ему польстил. Мне было паршиво.
История без морали и какого-то логического вывода сильно повлияла на меня, на отношение к рисованию портретов, на отношение к тому человеку.
Теперь портреты рисовать отказываюсь. Ту картинку тоже никому не показываю, до сих пор убежден, что получились только губы, кудри и глаза отчасти. Глаза больше говорят обо мне, чем о нем, и это тоже можно отнести к причинам скрывать портрет.
Георгий сам по себе чудесный, но мне перед ним навсегда стыдно.