Звук носится где-то под самыми парусами нефов. Его ничто не может склонить, удержать у земли, он словно дым только что потухшей свечи, подымается вверх и заворачивается кольцами.
Звук такой чистый, как струи родника, бегущие из тени листов на свет, слепяще блестит, во всем отражается. В воздухе парит и тонкий стебель раскачивается от теплого ветра.
Звук сладкий, как запах свеч и сирени. Не приторный, но невесомый, обволакивающий.
Птица кружевного механизма из тонких проволок дрожит в вышине. Флейта выдает сумасшедшие пассажи. Флейтистка поспешно и напряженно вдыхает, воздух гулко втягивается в ее ротик, чтобы перелиться в серебряную трубку и опять вырваться под своды.
Звук органа, в отличие от флейты, наполняет собой все. Звук плотный и густой, душный.
Будто в сосуд стараются влить непомерное количество густого масла, и когда оно начинает выплескиваться через край, стараются удержать бег пальцами, кистями, всем телом. Рукава пропитываются жирным и тяжелеют, опуская руки.
В голове не укладывается столько звука, и он жиреет, смешивается в кашу. В живот врезаются десятки сверл, и все дрожит, колеблется.
Под ногами гремит, будто на глубине идет вагон метро.
Отовсюду звук, и ты по горло в нем, он заливается в уши, в глотку, под веки.
<...>