В колонках играет - Играет... В голове... Предтеча...
Настроение сейчас - Рыдающее

Пробило двенадцать ночи, и я переступила порог квартиры. На этот раз, нашей. А до неё была ещё одна, даже не вся квартира, а комната. Просторная комната с высоким потолком. И в ней, в комнате, сидели люди. Много людей. Человек 30. Они сидели везде – на кресле, на кровати, на каких-то приступочках, но больше всего их было на полу. И все эти люди, сидящие и стоящие, смотрели лишь на одного человека. Худой, невысокий, он сидел чуть с краю, на красном вертящимся табурете на колёсиках, исполняющем обязанности трона. Он сидел, прижимая к себе гитару и поджав ноги в порядком поношенных, но всё-таки белых носках. Даже не сидел – он танцевал, то подаваясь всем телом вперёд, то откидываясь назад. И он пел... Он пел и играл, а в промежутках читал стихи. И извинялся... Извинялся за то, что не умеет играть (и ЭТО – не умеет?!), что выпендривается, что устала рука... И снова пел...
А я... Я не помню, что я делала. Я вся превратилась в слух. И ещё немножко – в зрение. Чтобы безотрывно следить за его лицом. А лицо у него... Не описать. Едва уловимыми движениями и яркими гримасами он передавал всё, о чём пел. А пел он о многом... Нет, я не могу... Не могу передать тех дивных минут, ставших часами... Но я могу привести здесь Его песни. Или стихи? Ну да, без музыки они будут стихами...


ГАЛИЛЕЙСКИЙ РЫБАК

Танцуй, галилейский рыбак,
на жаровне храмовых плит.
Сотки челноками ног
религии странной сеть.
Еще блуждает впотьмах
солнца невставшего лик.
Сколочен крест, но тебе,
рыбак, на нем не висеть.
Танцуй, синеглазый простак,
целься кимвалом в луну.
Хава нагилы дробь
лихорадит священный град.
Вычурный Храма костяк,
словно корабль ко дну,
падает в утро,
и рот
Яхве
раскрылся, рад.
Пилат претории пол
крестит лязгом шагов.
В бронзовом кубке яд
пресуществился в вино.
Танцуй, рыбак, до тех пор,
пока не рухнул твой кров.
Пока не потух твой взгляд,
пока в Палестине темно.
Пока ты простой рыбак,
и ходишь в учениках.
Пока не написан завет,
и Рим не испил семь чаш.
Пока из нательных рубах
не сшит воинственный стяг.
Пока не внесен в алтарь
Его тело закрывший плащ.
Еще зеленеет в холмах
ливанского кедра косма.
Косую балку во сне
ты видел под утро?
Танцуй...
Еще не выкован гвоздь,
и так далеко зима,
что можно, в пляске зайдясь,
спугнуть задремавших косуль.
Они взлетят, не дыша,
с остывших за ночь камней.
Распещут Кедронский поток
ковшами упругих тел.
И крик "Шалом, Ешуа!"
разгонит тьму,
а за ней
восстанет на Запад Восток.
Того ль Ты, учитель, хотел?
Так танцуй, галилейский рыбак,
на жаровне храмовых плит...
Танцуй, синеглазый простак,
целься кимвалом в Луну...
Пока из нательных рубах
не сшит воинственный стяг...
Пока не выкован гвоздь,
и так далеко зима...
Десять веков пройдет, прежде чем
вспыхнет первый костер...


ПРЕДТЕЧА

- Отче, что это было?
- Море, сынок.
- Где?
Дюны желтого ила
в подступившей воде
Слепок ступни шершавой
станет купелью для
мидий, медуз и шалой
россыпи рыб.
Я -
Иоанн Креститель прибрежной
галечной полосы.
Ветер, бичуй меня, режь -но
сперва хоть имя спроси.
Я Иоанн. Встречу
ветру иду по волне
Ракушки, как рты Предтечи
раскрыты и жаждут вовне
соленого вкуса Бога,
и я их крещу сплеча
вязью дымка голубого
текущего из "бычка".
Я ждал Того, кто больше
меня. Но он не пришел.
И дня безразмерный дольчик
тянулся... и сколь еще
мне ждать? Затянувшись уныло,
припал губами к воде:
- Отче, что это было?
- Время, сынок.
-Где?
Я ждал мессию Завета,
он здесь мне стрелку забил.
Где ветер, и волны, и это...
латинский термин забыл.
Где днем шебуршатся дети
строя дворцы из песка,
а ночью в рваные сети
проскальзывает рука
Полнолуния. Видел
чьи-то следы у камней -
но утром их ветер вытер
подползши, как пес, ко мне
спящему, и простодыро
вылизал мне лицо.
- Ветер, что это было?
- Ангел, сынок.
- И все?!
Днем здесь бывают люди.
Пальцами тычут в меня.
На солнцем расплавленном блюде
чертят свои имена.
Они говорят: "Мессии
не ходят к таким, как ты"
И жжет мои пятки босые
сознание их правоты.
Но я Иоанн Креститель,
любящий свою плоть.
Кому дан приказ грести, те
и в немощи правят плот -
К пропахшей мазутом лодке,
спящей дырявым дном
вверх. Где, хитрый, как Локи,
кабздох с белесым пятном
на холке - давится рыбой,
косясь на мои следы.
Где небо Третьего Рима
глядит в себя из воды,
глядит и надменно гладит
браду кучевых облаков...
Где я среди скудной клади
листаю томик стихов,
дымя коротким окурком
и щурясь на яркий свет -
Предтеча в замшевой куртке,
купленной с рук в Москве.

И имя предтече - Евгений Сусоров...
Великий человек, озаривший мою жизнь своим божественным светом.
И да простит он меня (и вы тоже) за пафосность фраз... Ну не умею я по-человечески...