В колонках играет - 5'nizza - Зима
Настроение сейчас - Просто настроение... тупое

    Жил да был на свете один так называемый Бог. Почему так называемый? Потому что он вовсе не был тем самым всемогущим Творцом, но ведь в каждом человеке есть что-то от Бога, верно? Или, если говорить по другому, каждый человек - немножечко Бог. Почему, спросите вы, тогда я называю его "Бог", а не "бог"? Ну... потому что так принято. Но для соблюдения приличий, все же будем говорить о нем в третьем лице "он", а не "Он".    Как водится любому, такому вот, Богу он умел творить чудеса. Иные из них и в самом деле выглядели как чудеса, про другие ничего подобного нельзя было сказать, во всяком случае, на первый взгляд. Хотя, что считать чудом? Улыбка, поднимающая настроение другому человеку на целый день - разве не чудо? Пусть маленькое, локальное, но чудо.
    И все у него было хорошо и благополучно, и многие ему завидовали, ведь не каждому такое дано - чтобы все в жизни было хорошо. Он же, в свою очередь, как мог раздавал чудеса, стремясь к тому, чтобы как можно больше людей были рады. А так же, чтобы зависти в мире было меньше - зависть, это смертный грех. Короче говоря, любой про него мог сказать, что у Бога жизнь была замечательной. Да так оно и было, кроме одного момента.
    Сам Бог этого не ощущал.
    Порою, в какой-нибудь веселой компании, он ловил себя, вдруг, на мысли, что хорошо всем, кроме него самого. Почему? Он, поставивший себе цель нести людям добро и свет, сам был не способен на что-то подобное? Бог в это не верил, и, возможно, правильно делал, но с каждой такой, вот мыслью, все чаще задавался вопросом: В чем дело?
    Ведь он такой всемогущий?
    И вот, когда он начал думать о своем всемогуществе, до него, наконец, дошли две, целых две причины, причем одна вытекала из другой.
    Первой причиной было то, что Бог не мог никого сделать счастливым, именно в том смысле слова, в котором думал он. Да, он мог поднять человеку настроение, сделать подарок, поддержать. Но то было не счастье, а лишь помощь и утешение, ликвидация бед, не более. Люди были ему благодарны, но ему не нужна была благодарность, он и так знал себе цену, без чужих слов. Счастьем он считал не избавление от страданий, а нечто другое... впрочем, что другое, он тоже не знал, но был уверен, что оно гораздо глубже.
    Второй причиной было то, что Бог не мог дать человеку того, чего не было в нем. Пусть глубоко, пусть на самом дне его души, но было. А счастлив он не был. Возможно, поэтому, сталкиваясь не с бедами, а с настоящим несчастьем, которое нельзя было убрать наиграной улыбкой или проходящим теплом, Бог не знал что делать, лишь ощущая ту засасывающую пустоту, что была отчего-то в нем... И чем он не пытался ее заполнить - ничего не выходило, лишь все новые и новые люди страдали, потому что пустотой тоже можно было делиться, как и всем прочим, что у него было.
    Не то, чтобы он не пытался. Он пытался, честно, пробовал все свои способы, хотя и понимал, что ничего не поможет. И в итоге, всегда сдавался. Как можно помочь человеку, отдав ему то, чего сам лишен?
    Никакое это не всемогущество.
    Едва поняв это, Богу враз расхотелось творить чудеса. Зачем, - думал он, - я буду раздавать вам все это? У вас ведь и так все есть, а все ваши беды не так уж и важны, даже для вас, хотя вы и утверждаете обратное. Ни одна ваша проблема даже близко не стоит к настоящему горю. Как вы не можете этого понять? Я безумно устал слушать ваши жалобы, поверьте мне, человек, которому по настоящему плохо, даже пожаловаться не может, потому что нет таких слов, чтобы передать всю глубину несчастья.
    Однако вслух этого никому не сказал, потому что не верил в то, что его поймут. Просто перестал что-либо делать. Тех людей, что сами приходили к нему со своими мелочными бедами, он просто выставлял прочь. Он бродил по городу, теперь больше ночью, потому что людей в это время суток было все же меньше, отчего-то злясь на все человечество, хотя, по хорошему, нужно было злиться на себя самого. Да и люди стали относиться к нему неприязненней - как так, вот он помогал им, а теперь даже слушать не желает?
    Потом его и вовсе перестали видеть. Он не умер, не исчез, он просто ушел, чтобы не смотреть в глаза тем, кому он хотел, но не мог помочь, и чтобы не слушать тех  кому он помочь мог, но не хотел. И люди постепенно позабыли про него, и, думаю, что к лучшему.
    Лучше самому творить чудеса, чем ждать от кого-то, тем более, с пустотой внутри.