Ты так эгоистично курил: из дыма вязал нити, а потом этими нитями - длинными, прочными - опутывал свою жертву так, что она не то что отойти от тебя не могла, но и пошевелиться так, чтобы жёсткий ворс не врезался под кожу, с трудом выходило. Ты всегда знал, куда целиться и как туго затягивать петлю: так, чтобы и не убежали, и задохнуться не получилось при всём желании. В твоём мироздании был, пожалуй, всего один промах: ничья зима не может длиться вечно. Раньше я думала, что у всех резкое похолодание и отсутствие надежды на скорое потепление, ведь дальше будет только хуже; и только у меня это - твои кошачье-паучьи замашки, которые с завидным постоянством возвращаются каждый год. Теперь я по-прежнему иногда так думаю, но только за эти несколько лет они уже обзавелись правом полной самостоятельности, с большим успехом им пользуются, и непосредственно к тебе, к счастью, это не имеет уже никакого отношения.

Сигаретный дым должен быть облаком. Большим и мягким. Пространством, в которое можно уютно закутаться, покрывалом, под которое хочется заглянуть на огонёк. И даже если он клубится где-то вдалеке, не он затягивает к себе извилистыми щупальцами, а ты тянешься к нему, потому что там теплее. Ты так и не понял, что нужно сначала создать свой уютный мир и потом приглашать в него гостей вкусного чаю попить, а не вязать вокруг себя сеть из людей и эти режущие кожу жгуты выдавать потом за сложные переплетения безмерно страдающей личности. Вот это, пожалуй, и есть основное различие "печоринца" и человека; того, кому наплевать на других, и кого я люблю.

Я до глупого нытья ненавижу твоих пауков и кошек, скребущихся под моей дверью в начале каждой зимы, но мне всё больше нравится та часть себя, которая побывала в их цепких лапах. В этом году твоя зима уже закончилась, и по календарю должна была начаться моя. Сгинь.