"Но самое лучшее в музее было то, что там все
оставалось на местах.  Ничто  не  двигалось.  Можно  было  сто  тысяч  раз
проходить,  и  всегда  эскимос ловил рыбу и двух уже поймал,  птицы всегда
летели на юг,  олени пили воду из ручья,  и рога у них были все  такие  же
красивые,  а ноги такие же тоненькие, и эта индианка с голой грудью всегда
ткала тот же самый ковер.  Ничто не менялось.  Менялся только ты сам. И не
то чтобы ты сразу становился много старше. Дело не в том. Но ты менялся, и
все.  То на тебе было новое пальто.  То ты шел в паре с кем-нибудь другим,
потому  что  прежний  твой  товарищ  был  болен  скарлатиной.  А то другая
учительница вместо мисс Эглетингер приводила класс в музей.  Или ты  утром
слыхал,  как отец с матерью ссорились в ванной. А может быть, ты увидел на
улице лужу и по ней растеклись радужные пятна от бензина.  Словом,  ты уже
чем-то стал  н е  т о т - я не умею как следует объяснить,  чем именно.  А
может быть, и умею, но что-то не хочется." (c) Джером Д. Сэлинджер. "Над пропастью во ржи".

"Жаль, что я многим про это разболтал.  Знаю  только,  что  мне  как-то  не
хватает тех,  о ком я рассказывал.  Например,  Стрэдлейтера или даже этого
Экли.  Иногда кажется, что этого подлеца Мориса и то не хватает.  Странная
штука. И вы лучше тоже никому ничего не рассказывайте. А то расскажете про
всех - и вам без них станет скучно."     (c) Джером Д. Сэлинджер. "Над пропастью во ржи".