В колонках играет - Сплин
Настроение сейчас - Пиздатое.)

Мат на мате и куча ошибок!!!!
но до ужаса смешно...




СВИТЕР

Когда мы с Костей учились в шестом классе, к нам привели Славку. Человеком он был нихуя неадекватным, но вроде как не по своей вине. Страдал он от какого-то там отклонения типа нарколепсии (когда люди засыпают неожиданно), тока он не засыпал, а залипал. Наглухо причём. То есть сначала он во што-то втыкал, а потом ни с того, ни с сего стопорился и пускал слюну. Приходил в себя только после того, как весь класс с криками «зырьте, ребза, у ебаната опять батарейки сели!» начинал отвешивать ему подзатыльники под затылок и подсрачники под сраку. За глаза его называли дурачком, но говорить такое в лицо было как-то оскорбительно, поэтому обозвали Славку нейтрально — Писюном.
Скоро в школе появилась и Писюнова мама, которая почему-то слёту записала нас с Костей в Писюновские друзья и много чего нам про него поведала. Оказалось был целый список вещей — типа «циклично движущихся блять объектов» и «изображений с яркой цветовой гаммой», — которые Писюну нежелательно было наблюдать вообще, а то была опасность впасть в конкретна долговременный ступор или хуйвознаит чего ещё. Остаток того учебного дня Костя провёл в тщетных потугах ввести Писюна в кому — он ходил вокруг него кругами, изображая циклично двигающийся объект, а через равные промежутки времени вертел у того перед ебалом цветными карандашами, изображая яркую цветовую гамму. Периодически пристально смотрел в глаза. Хуй там. Писюн не поддавался.
После уроков мы втроём уже стояли в раздевалке. Раздосадованный такими несрастухами Костя сурово, как блять Берия, натягивал на себя свой любимый чудо-свитер, апогей суканах пост-модернизма, привезённый из каково-то Чуркистана. Это сейчас, с высоты, тыксызыть, своего опыта, я понимаю, што на этом предмете одежды силами таджикских ткачей, по совместительству наркоманов и дальтоников, художественными средствами был изображён героиновый приход, но в ту пору мы были свято уверены, што это пять зелёных всадников ловют чёрную рыбу в красном поле под палящим фиолетовым солнцем. Всякий раз, когда Костя надевал эту паранойю, превращаясь в сплошное красно-фиолетовое пятно, у меня возникало навящивое желание обхватив голову руками бежать нахуй прочь с криками типа «Нет! Нет! Только не мой мозг, ёбаные пришельцы!». Стоило Косте выйти в этом свитере на улицу, как прохожие начинали шарахаццо в стороны, забывая о чём тока што думали, маленькие дети принимались плакать, а молодые барышни — обильно менструировать. У меня лично, как и у некоторых наших знакомых, свитер вызывал приступы тошноты и головокружения, поэтому я старался смотреть по возможности в пол. То есть, как вы понимаете, на блёкло-сером раздевалочном фоне Костин свитер нихуёво выделялся. Да хули там, скажу больше — не существует в природе вообще такого фона, на котором этот ебучий аксессуар не выделялся бы нах. Хотя если вы блять нароете где-нибудь летающую тарелку с огромной надписью ЗЕМЛЯНЕ! МЫ ПРИШЛИ С МИРОМ! — то можете смело, одев Костин свитер, встать рядом — такие вещи идеально суканах дополняют друг друга.
Красное пятно блякнуло што-то вроде «щасливо, пацаны» и уплыло в сторону выхода. Оторвав глаза от пола, я увидел Писюна. У Писюна было такое ебало, как будто он всю сука ночь ловил чёрную рыбу с зелёными всадниками и теперь стоял передо мной типа заёбанный — с подкашивающимися ногами, отклянченой губой и тупым взглядом. В тот раз он залип основательно, я его минут 15 откачивал. Кости сказал сжечь свитер нахуй.

ДУСЯ
Была у Писюна кошка, звали Дусей. Дуся была нещадно пезданутое животное — въёбывалась с разбегу в стены, промахивалась нахуй мимо миски с молоком харей в пол, корчила непонятные ебала. Дусей, кстати, она была чиста формально, поскольку отзывалась и на Дусю, и на Васю с Петей, и на «пошла на хуй». В общем Дуся была не жилец по любому — каску у неё снесло при рождении, и по законам природы она должна была скопытицца в пезду ещё в раннем детстве, когда вместо титьки тыкалась еблищем маме в сраку — но тут блять в планы естественного отбора вмешался известный гринписовец Писюн. Дефективную Дусю он нарыл на какой-та помойке и припёр, естественно, в дом — это походу был ваще последний раз, когда Писюн полноценно держал лохматую бестию в руках, потому как, когда Дуся подросла и превратилась в трёхцветную лопоухо-косоглазую паебень, она начала двигацца и хуй ты её поймаешь блять. Двигалась Дуся очень резво — создавалось впечатление што даже срала на ходу, а если задерживалась в одном месте больше десяти секунд, значит либо спала, либо отъехала нахуй. Ну или задумалась — периодически с ней случались кратковременные приступы спокойствия: она ни с того, ни с сего замирала, таращила косые банки в неизвестном направлении и напряжённо ожидала в какое полушарие ёбнет моча на этот раз — ну и в зависимости от результата через полторы секунды начинала отчаянно щемицца либо влево, либо вправо, затем обычно въёбывалась жбаном в стену, отскочив сломя голову хуярила в противоположную сторону, въёбывалась в дверь и ахуев от такого обилия препятствий начинала щемицца вверх па шторам. Там, где-нибудь сука под потолком вдруг опять замирала с таким ебалом типа «во, бля: где это я?..», снова задумывалась, неожиданно пукала, с перепугу въёбывалась тыквой в багету, падала сракой на подоконник и по новой начинала гонзать по жилплощади — шерсть дыбом, глаза на выкате блять. Мне думаецца, што именно так выглядел бы кошачий вариант гибрида Алины Кабаевой и Жанны сука Агузаровой. Наблюдая такую поеботу, Костя неоднократно говорил Писюну, типа «Писюн, она у тебя походу слепая ваще:» «Да не, не: — успокаивал себя Писюн — проста ёбнутая.»
Поначалу Дусина движуха вызывала у меня дезориентацию и приступы морской болезни, а Костя её ваще боялся и не любил совсем. Потому что один раз, нихуя не разглядев Дусю на фоне Писюновского ковра (связанного наверно тем же дальтоником, который Кости свитер красный захуярил), Костя наступил на её ебальник, а поскольку Дуся почему-то мяукать не умела нихера, издавая за место этого какие-то кряхтяще-пердящие гортанные звуки на манер тувинских духовых инструментов, она со всей своей кошачий пезданутости начала сука страшным тувинским голосом орать — я, честно признаюсь, малёха припустил жидким в трусики, а вот 12-ти летний Костя впервые в своей жизни схватился за сердце, а когда отошёл, начал Дусю ненавидеть лютой ненавистью.
И вот однажды, когда Писюн в очередной раз ушёл посрать и залип в толчке на полчаса, разглядывая в унитазе чудные какашные узоры, мы с Костей остались тупить в Писюновской комнате в два рыла. Тут я обратил внимание, што Дуся заговорщицки выглядывает из-за кресла и щуря один глаз палит в Костину сторону. Я Костяну это дело показал и только хотел уже что-то по этому поводу пиздануть, как вдруг Костя, внук Ворошиловского стрелка, нихуя не растерявшись, мощным вдохом собрал все плескавшиеся в голове сопли (грамм думаю 200, не меньше — зима была) и смачно с присвистом форчманул Дусе прям в лецо. Я даже растерялся как-то. Дуся пролетела всего-то метра полтора, зато с такими выебами, што Алине Кабаевой и не снилось нах.
Через пару дней Дуся начала помаленьку облазить. Писюн говорил што это на нервной почве, но мы-то с Костей знали, што после такого заряда гайморита в голову ваще не живут — так што ей ещё повезло, можно сказать.
А Писюновская мама походу стреманулась, што кошке настает постепенный пиздец и купила Писюну на замену большова такого хуйпойми африканского попугая по кличке Розелло нах. Продавец её пролечил што Розелло пездец какой умный и говорящий, схватывает типа всё на лету, хуй заткнёшь. Но Розелло почему-то оказался на редкость тупым ебланом. В течение недели мы с Костей учили его говорить одно единственное слово «Писюн». День изо дня мы ебли ему мозг часа наверно по два, штоб не спизднуть, «: Писюн, Писюн, Писюн,: говори сука ебаная — Писюн, Писюн: вот ведь педорас: Писюн, Писюн» — ну и в таком духе; под конец даже несчастная облезлая Дуся, не выдержав такова напора, корча ебало и заикаясь начала гудеть што-то подозрительно напоминающее слово «Писюн», лишь бы мы заткнулись нахуй. А Розелле хоть бы хуй — сидел в углу клетки, таращил полные непонимания глаза и обильно серил.
Костя уже хотел Писюна разочаровать, типа «Писюн, он у тебя походу глухой ваще.», но как выяснилось, Розелло был нихуя не глухой, а даже совсем наоборот. Всё это время хитрый пернатый слушал: набирался, тыксызыть, сеансу. Через пару недель этот пидар выдал всё — и «Писюн», и «сука ебаная», и «педорас» с «мудаком», и ещё целый ряд около гинекологических терминов, смысл которых я узнал только несколько лет спустя. Писюн с мамой были в шоке конечно. И ведь, што характерно, не наебал продавец — действительно хуй заткнёшь. В качестве бесплатного дополнения к выученным словам Розелло научился кряхтеть, пердеть, лихо подражать звуку проезжающего трамвая и звонко посвистывать. Причём делал он это, походу, круглосуточно, потому как Писюн приходил в школу с таким помятым видом, как будто всю ночь катался на трамвае в шумной компании милицейских свистков. К тому же, по его словам, Дуся сильно нервничала.
А Дуся на самом деле сходила нахуй с ума. То есть она и так была припизднута нехуёво, но с появлением Розеллы её стали покидать последние остатки разума. Если раньше Дуся слушала тока то, што пиздят голоса в ейной голове, то теперь к этой неебической толпе добавился и левитан с крыльями, который походу наглухо забивал Дусе все сигналы с Марса. Ну и в один прекрасный день мы с Костей стали свидетелями того, как Дуся, чувствуя видимо близкую кончину от помутнения рассудка, решила напоследок во што бы то ни стало вточить говорящего окорока. Сам Розелло к тому моменту времени уже надрочился открывать клетку изнутри и по-хозяйски вылазить на крышу подышать воздухом, причём проделывал всё это не прекращая пездеть ни на секунду ваще. С крыши своей клетки Розелло как козырной страус выглядывал в окно, обсуждал сам с собой последние новости и попутно подслушивал всякие гадости штоб вечером опять ошарашить Писюновскую маму очередным хитровыебанным матюком. Улучив один из таких моментов, потерявшая всякую надежду, окончательно охуевшая Дуся, изо всех сил стараясь не палицца, полезла ёпт за добычей на клетку. Выкатив фары от волнения и еле сдерживая метеоризьм, Дуся приблизилась к Розеллу вплотную и застыла. Всё, — подумали мы с Костей, — пизда рулю: Но в этот момент Розелло медленно повернулся, и, увидев перед ебалом такую хуйню (Дуся бешено вращала глазами и мелко тряслась), оценил обстановку, неспешно так прицелился и как заправский скотобой уебал Дусе клювом прям промеж ухоф. Тюк, блять: Досмотрев как Дуся ссыпалась на половичок, Розелло звонко присвистнул и продолжил пездеть.
Все остались живы вопщим. Не знаю, што за нервные центры в кошачьей голове поразил удар африканского Розеллы, но облазить после этого инцидента Дуся перестала. Зато начала жрать своё гавно, наводя ужас на домочаццев…










P.S.
вот и такое бывает...
пишите комменты, Я жду!

[459x353]