Сумерки

Мир – это вечные сумерки. Жизнь – это лишь граница вечности и небытия. Где-то между ними находимся все мы, в той или иной степени приближаясь к одной из границ. Наше сознание бывает то наполнено светом, как безжизненные горные пики невероятной красоты, так желанные человеком и такие недосягаемы, то тьмой как теплая влажная утроба матери, в которой все мы обретаем себя и начинаем умирать. А бывает так, что в сознании сгущаются сумерки – наступает невероятная ясность, ты чувствуешь себя единым существом с миром – равновесие, симбиоз, растворение. В сумерках не каждый может различить детали увиденного, сумерки вводят в заблуждение всех, кто не научился видеть в темноте и кто ослеп от света. Но именно тогда, а может и где свет встречается с тьмой, чтобы сесть за стол переговоров, а может за обеденный стол, а может лечь в одну постель, чтобы показать нам чудо рождения. Тогда, а может и где, если ты откроешь глаза, можно пощупать то, что не имеет формы, увидеть звуки, услышать цвета. Тогда все становится ясно и понятно, мир перед тобой на ладони. Сознание не чувствует тела – оно не имеет значение. Вечность кажется лишь периодом. Вселенная – лишь пространством. Ты понимаешь, что вселенной для тебя слишком мало, что ты никогда не насытишься в своем познании. И вот, ты уже готов придумать свой мир, быть его создателем, лелеять его и любить больше, чем собственное дитя, раствориться в своем прекрасном творении – в шедевре своего сознания – в себе самом. Смотришь на звездное небо, ощущаешь прохладу межзвездного вещества и всю созидательную мощь небытия, находишься сразу везде, всегда, нет границ, нет времени есть только ты и вечность и бесконечность и вселенная, как твой добрый друг в твоей собственной голове. А потом звезды вдруг куда-то бегут, ты становишься меньше, сжимаешься до состояния, нет, не черной дыры. Но ты обретаешь форму, ты тяжелеешь, ты замедляешься. Паника, безысходность, бессилие – все это не было создано тобой, ты вообще тут гость, песчинка, мгновение. Ты ничто для всего того, что минуту назад было тобой и неотделимо от тебя. Межзвездное вещество жжет беспощадным холодом, а огонь разрывает изнутри. Звезды уже только точки из тех времен, когда не было ни тебя, ни всего того, что ты знаешь. И будут после того, как не станет тебя. Ты уже сжался до одной точки, незаметной для того, частью чего ты так естественно стал. Ты чувствуешь, что ты в тюрьме, что слово «никогда» - это верное слово, которое стоит между тобой и тем, чем, тебе казалось, ты был две минуты назад. Тебя обволакивает что-то теплое, липкое – твоя плоть. И вот на тебя опять накатывает горсть слово никогда. Невыносимое чувство рабства, предопределенности и собственной слабости. А ведь три минуты назад ты даже не знал кто ты – и был счастлив. Теперь вся твоя жизнь, кажется, потеряла смысл – она похожа на жизнь бесполезного муравья, всю жизнь таскающего на себе тяжесть, не известно во имя чего и с какой целью продолжающего свой бесполезный и нелепый род. А потом все это отступает. Ты чувствуешь себя вновь живым, хотя и чуть грустным. Очень хочется в туалет. Ты смиряешься с ужасным словом «никогда», потому что слова «срочно надо в туалет» становятся куда реальнее вселенной и этих глупых, мелких и бесполезных звезд, которые все равно не имеют к тебе и твоему мочевому пузырю, до которого вдруг сжалась вся вселенная, никакого отношения.

© Heresy Preacher