На мгновение я ослеп. Бесшумный взрыв заполнил всё вокруг белым ослепительным фоном, на котором пространство и все заполняющие его объекты отпечатались собственными негативами. Белые веки Харона с черными провалами белков, темно серые блики на бездонно-белой воде, мутно-серебристая глянцевая бесформенная масса, поднимающаяся над нами… а потом все исчезло под ледяным ливнем – это тварь, вызванная из глубин озера паникой алхимика рушилась обратно в пучину.
За моей спиной Харон бросился обратно в пещеру и там затих, озеро забурлило и успокоилось.
А у меня подогнулись ноги, и я мягко опустился на холодные камни, почти осязая обступившую меня густую ватную тишину.
- Все? – опасливо спросил Харон откуда-то издалека. Я кивнул, позабыв о мраке, и одновременно в моих руках загудел центратор, жадно втягивая в себя огромные порции высвобождающейся при распаде живого энергии. В его тусклом сиреневатом свете я разглядел наконец то, что нас атаковало – по крайней мере, ту его часть, что всплыла на поверхность. По воде передо мной расплывалось подобие колонии осьминогов, пораженной бубонной чумой и оспой одновременно.
- Тьма… она выглядит… - Харон попятился, - Наихудшим из возможных образов. Меня сейчас вырвет…
- Интересно, она тут такая одна? – задал я риторический вопрос. Харона перекосило, - не думал, что у тебя так плохо с нервами.
- Иди ты, - огрызнулся он, - Да у тебя мозгов не хватает понять, какая это мерзость! У вас, некромантов, всегда было плоховато с фантазией…
- Так. Извини. Я не хотел. – в ответ Харон только махнул рукой и отвернулся, - Ну ладно. Можешь дуться. Лодки нам это не прибавит.
- М?
- Лодки по-прежнему нет, - почти по слогам выговорил я, - А нам необходимо двигаться дальше. Хотя бы потому, что это скоро начнет вонять. Ну, то есть вонять гораздо сильнее.
- И что ты предлагаешь? – вяло поинтересовался Харон.
- Я – пока ничего. Я пока просто констатирую проблему и предлагаю искать решение, - я старался говорить спокойнее, но в глубине моей уже порядком уставшей от происходящего души неумолимо поднималось глухое темное раздражение. Чему Харон, надо сказать, изрядно способствовал, - Возможно, нам придется перебираться прямо по ней. Вряд ли какая-нибудь дрянь осмелится прибли…
- Ты спятил! Я туда не полезу! – взвыл алхимик, - Думаешь я эту твою проблему не вижу? Вот она, плавает прямо перед нами. Кто вообще сказал, что она сдохла ВСЯ? Откуда хочешь лодку рожай, или сам туда лезь, от меня не дождешься! И вообще, это твой диплом, почему я должен решать за тебя твои проблемы?
- Ах, мой диплом… - тихо уточнил я. То, что я поначалу принял за раздражение, наконец поднялось на поверхность и выплюнуло в меня холодный сгусток черной злобы, притчу во языцех описателей последствий мертвой трансформации. Это когда перестаешь считаться с кем-либо и чем угодно вокруг и внутри себя, когда есть только цель и ненависть, ищущая выхода… это захватывает, надо сказать, это пьянит до самого конца. Я посмотрел задумчиво на свои руки и резюмировал, - Значит, договорились.
На этот раз мне даже не потребовалось чертить никаких печатей. Развернув обожравшийся до икоты центратор кристаллом в сторону трупной массы, я глухо зарычал в темноту необходимые слова, рык перешел в вой, вой – в истошный вопль, который вернулся в нижний диапазон, захватив с собой некоторые особо жутки обертона сверху. Разумеется, мне не хватило бы сил поднять этот труп. Во-первых, я не нашел там нервной системы, а во-вторых, потери энергии были бы слишком… но я и не собирался. Из всей этой огромной груды мертвой плоти мне было нужно совсем немного…
Харон издал полузадушенный вопль, когда из-под воды одно за другим стали подниматься и неумолимо двигаться к берегу фрагменты его кошмара. Чтобы не вылавливать потом алхимика из пещеры, я предпочел сразу ухватить его за шиворот и не отпускать, покуда дело не завершено. В «красном коридоре» вы и не такие фокусы можете себе позволить, честное слово!
Не слишком стараясь изменить привычные для исходного материала законы составления формы, я, вновь воспользовавшись пришедшими ко мне во сне навыками, выкроил из оспин, гнойных ям и выкрученных опухолей вполне подходящую для нас с алхимиком лодку. Наделенная полуслепым разумом, послушная моей воле и, с точки зрения любого, кроме меня, омерзительнейшая из бороздивших воды, посудина плавно покачивалась у берега, постепенно все более отделяясь от породившей ее биомассы.
- А теперь, смертный, мы отчаливаем! – прошипел я на ухо оторопевшему другу и швырнул его на корму. Бледно-розовая плоть смачно чавкнула, наполовину втягивая Харона в себя – впрочем, достаточно близко от борта, чтобы его могло стошнить в воду. Я взошел на борт следом, довольно оглядывая узловатые обводы судна. Раскрытые кверху ребра, обтянутые полупрозрачной пленкой, служили ему бортами, мягкая мышечная ткань покрывала ее изнутри до половины, утолщаясь возле плавников, фонарь глубоководной рыбы покачивался на бушприте, костяным выростом венчающем голый оскаленный череп носа.
Создание отошло от берега, развернулось и направилось через спокойную гладь подземного озера к другому берегу. Внутри меня все еще бурлила ярость, постепенно выкипая в мрачное удовлетворение под текущим навстречу затхлым холодным воздухом пещеры.
Достигнув суши, я отпустил Харона на берег, куда он шатаясь вывалился и немедленно отполз во тьму, а сам занялся развоплощением твари. И только когда последний осколок черепной коробки начал свое погружение в толщу воды, я позволил себе сойти с него на твердую землю. Красная пелена с глаз упала, и я остался один на один с тем, что успел натворить.
Мне не было стыдно… магам моего направления такое понятие вообще слабо знакомо. Но я совершенно четко знал, что после всего произошедшего доверять Харону свою спину будет с моей стороны величайшей бестактностью. Точно так же как и попытаться что-либо ему объяснить. Ты, мол, прости, приятель, я тут слегка из себя вышел, не мог иначе, специализация и все такое… поэтому я просто молча пошел вперед – и на тот случай, если алхимику захочется загнать мне нож под лопатку, и на тот случай, если впереди окажется противник, на котором его нервы могут вторично не выдержать.