Он пустота, опустошенная красота, вывернутая наизнанку на холодный камень алтаря абсолютного Ничто. Кровь хлещет из горла – грязная, вязко-коричневая стекает густыми каплями по серому. Иссякающая, утекающая бессилием сквозь пальцы истощенная воля – скелет ее, обтянутый восковой кожей, бесцельно бродит в синеватом мраке, судорожно цепляется пальцами за белые нити дыма. Задыхающаяся хрипом агония – серые слезы сквозь скрюченные пальцы.
И сознание его, будто гора тел в прозекторской, истекает зловонной жижей из глаз под концерты Шостаковича – уйдите, уйдите из моей боли. Коновал с желтоватой кожей зашьет ему губы толстой нитью, распилит грудину – серый мягкий мозг его зашьют ему в живот. Пустота, выветренная пустота…
Я рыдаю, я хриплю его болью, отхаркиваю его легкие. Я тело его, хватающееся за остатки изорванной души. Я боль его, я кровь его, пульсирующая тугой струей из вспоротого живота. Я судорога его, сводящая пальцы, сковывающая горло. Я ничто ему, я боль ему, я слезы его выплакать хочу…
