Я видел, как я в комнату входил.
И звезды танцевали в синей пыли,
собаки в поле, надрываясь выли,
и фён верхушки сосен ворошил.
Вдруг: тишина! И в лихорадке рот
зацвел отравными цветами странно,
и заструилась с веток, как из раны,
роса, как кровь - течёт, течёт, течёт.
Из зеркала - обманчивой пустыни,
из ужаса и мрачноватой стыни
лик Каина поднялся, как живой!
Прошелестел портьеры бархат синий,
луна глядит в окно, как из пустыни.
лицом к лицу: я и убийца мой!
[Г.Тракль “Ужас”]
Темные зеркала тонкого хрусталя разбиваются от дуновения ветра времени – от ударов слабых рук, от криков боли и отчаяния. Сотни остро режущих осколков разлетаются кинжалами ввысь, впиваются в сердце, ранят руки. Осколки жизней чужих и наших, осколки разума, утонувшего в глазах цвета гор; осколки чувств, былых и нынешних остро-тонко впиваются в замерзшие души.
В застывшем моменте движения волос по гудящему воздуху они лежат на полу перед напрягшимся телом меня. Черным стеклом холодного мрака отражают они ту часть, что однажды звалась им. Осколки прошлых жизней они отразят потоки нитей боли, что связывали его однажды. Отразят в пространство комнат меня, в вязко-спокойные течения жизни этой.
Я стану зеркалом его тщетных исканий; зеркалом его в жизни моей. Я стану тем ничтожеством для тебя, что однажды он стал являть для меня. Я становлюсь им неотвратимо-направленно, будто то усыпляющая песнь вечного спокойствия. И тонкие белые нити так медленно-неотвратимо тянутся через комнаты наших душ пауками чужих судеб.