Осень: торжественно чёрное шествие по опушке леса; минуты немой разрушительности…
Ты - на разрушенных ступеньках: дерево, звезда, камень. Ты — голубой зверь, что тихо дрожит; ты — бледный священник, убивающий жертву на чёрном алтаре. О, твоя улыбка во тьме, печальная и злобная, — от неё бледнеет во сне дитя. Красное пламя вырвалось из твоей руки и ночная бабочка сгорела в нём. О, флейта света; о, флейта смерти. Что заставляет тебя тихо стоять на разрушенной лестнице в доме твоих предков?
[Георг Тракль “Превращение зла”, 1915]
Белые руки скользят сквозь прозрачный туман – черными ветвями раскинутся они на ветру. Тонкие пальцы дрожат от холода, холода изнутри, как он похож на взмах крыла старого ворона, на окоченевшие листья, уносимые ветром. Белые руки привыкли творить боль – привыкли от боли лопаться вены. Боль под кожей, в легких мелкой пылью. Я хочу отдать тебе ее часть – пусть она станет твоею, ибо ты ее творец во мне. Тонкие пальцы ломает изнутри судорогой – крики рвутся сквозь кожу. Острые кинжалы снежинок слез разрезают туман на сотни полотен. Губы кривит маска отчаяния, сводит в надрывном глухом рыдании. Я отпускаю птиц стона на волю.
Так пусть она станет твоей. Легкой змейкой утреннего тумана она проникнет в твое сознание. Возьми ее в руки, и пусть она расцветет бордовыми цветами отчаяния на них. Выпей ее без остатка, и пусть ядом прольется она по твоим венам. Пусть ломает своды твоих костей, пусть льется вниз твоей кровью – к земле, что впитает ее без остатка. Я верну тебе сталь тонких кинжалов слов на ветру…
Своих слов. И стану творцом своей в тебе боли; не верну тебе цветы, но взращу новые…
И я прошу простить меня за всю ту боль, что покрыла цветы в твоем сердце бордовой пеленой горечи.