Туман повис над городом. Протянешь руку - нет пожатия в ответ. На мой вопрос который день - одно молчание. И где-то там горит тот призрачный фонарь, тот слабый свет, он с каждый часом меркнет. Хоть белый день, но близится к закату. И остывают руки, и замирает сердце. Глядишь вперед - тот эфемерный силуэт, ты знаешь - есть, но подойти не можешь. Твой шаг вперед - его назад: он отплывает по Венеции каналам в траурной гондоле. Так серы облака.

Ты крикнуть хочешь - только в горле кашель: тот горький дым, что паром выдыхаешь, и кутаешь себя шарфом, как траурным покровом. И мерзнут руки, и остывает сердце. Их не согреть, им не сыграть теперь вдвоем - то будет либо звук без музыки иль музыка без звука. Вечерние гармонии погасли. Есть лишь холодный диссонанс, то тремоло несносное и опостылое, как собственный же пульс. И выплывает из тумана та ладья с могильною плитою на корме - над ней ты будешь плакать. И землю орошать водой, и в воду сыпать камни, и вопрошать - куда исчез ты, призрак? В ладонях ком сырой земли, а в горле - камень. И камнем враз пойдут ко дну все упоения мечтой - в глубокий омут памяти и дивных сновидений. Мерцают утешения - смогу ли я звезду упавшую вернуть обратно в небо?

Туман повис на городом. Протянешь руку - нет пожатия в ответ. На мой вопрос который день - одно молчание.