В чистый понедельник,
безукоризненно точно - в 5.30 утра,
пан Кристоф заехал за мною на такси.
В 5.45, когда соборные колокола
стали призывать чад Божиих
к первой великопосной службе,
в нижний храм взбрели две развалины -
убожный дедусин-поскакусин
и брачной одеже пан Христофорус:
трясущейся паркисонно главою,
но в пиджачной тройке
(с златой цепью,
груженной в жилетной кармашец,
от довоенного швецарского брегета),
длинногривой копною седых волос
и такой же окладистой брадою, тютелька в тютельку
соделывающей его
копией чреды "теней далеких предков"
праведного Меджибожнаго Бешта и его последующих отпрысков.
Не прошло и двадцати минут
с начала службы,
как нас через кадиловжигателя подозвал
южносинайский ебискуп Павел:
"Отче наш" ведаете? - читайте!"
Читаючи, мы стали на колени,
и честной ебискуп,
над скорбно понурой главой
каждого из нас,
прочитал разрешительную молитву...