У всего есть предел: в том числе у печали.

У божьей коровки на ладони, у перевернутой бесконечности. У бесконечности неперевернутой, у картинок бегающих по кругу. У искренности хранимых писем, у архивов фотографий. У обещаний и разговоров, у больше ни разу и у теперь по другому. У комков в горле, у отведенных глаз, у тающих складок губ. У перепадов настроения, и снова у обещаний и разговоров, и снова и снова и снова и снова и снова и снова и снова, карусель, карусель, я - ребенок на празднике, а ты, выходит - смотритель карусели, или притворяешься, что здесь ничего кроме пони на подставках, и их числу есть простой предел, твоя перевернутая бесконечность, вот подставки и шарниры, шурупы и трещины, да, я их тоже вижу давно и знаю, что карусель закрывается вечером и открывается утром, на часах всегда одни и те же цифры, здесь вообще нет и никогда не было никого кроме нас, и я так больше сегодня не могу.