Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
-- А... -- сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим
словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по-французски начатый
разговор.
-- Я только говорю одно, генерал, -- говорил Кутузов с приятным
изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое
неторопливо-сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием
слушал себя. -- Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от
моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была
бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей
чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня
сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя
всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но
обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: "Вы
имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно все равно, верите
ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом-то все
дело".