И перья мои запорошены пылью.

 

Сгущались сумерки, с улицы не доносилось ни звука, шелестели листья оливкового дерева, раскинувшего свои ветви прямо над окнами в потолке. Изредка по земляному настилу пола пробегала крыса, в темноте видно было, как сверкали ее бусинки-глаза при виде хлебных крошек.

Тяжелая дверь скрипнула и отворилась, и в клеть, звякая наручными цепями, вошла Марк. От нее пахло угольями и вином.

Женщина вошла и замерла на месте. Алоис все так же сидел у стены, не изменив положения, его голова была бессильно опущена на грудь и сальные, кое-как обрезанные патлы пыльных волос скрывали его лицо. Вчера два здоровенных раба буквально отнесли его с учебной площадки.

- Уж не мертв ли ты, имперец? – этого парня недавно приволок Варокх, чернокожий работорговец из Да-Драгости.

 Больно хлипкий для гладиатора, Марк так и не поняла, зачем столь сведущий в бойцах вельможа Дамевьян купил его за такую баснословную сумму. Сама бы она не заплатила бы и медяка за это имперское пугало. Вчера она сбила его с ног буквально одним простым ударом. Возможно поэтому сейчас она ощущала легкий укол вины.

- Давай, вставай, горе-вояка, - она привычно пнула его ногой, в тщетной попытке разбудить. Так она всегда сгоняла хвативших лишнего горожан с трибун арены. Неудивительно, что за глаза ее кликали Грозная Сандалия.

Алоис не шевельнулся. Холодок пробежал у нее по спине, неужто правда помер.

Марк тут же наклонилась к парню, привычно приложив ухо к его груди. В нос ударил острый запах пота и немытого тела, но женщине было не привыкать. Сердце билось, но на спекшихся губах Алоиса засохла кровь, и вообще выглядел он так, что краше в гроб кладут.

- Эх ты, - Марк опустилась на пол рядом с парнем и, положив его голову себе на колени, она принялась гладить нечесаные и грязные патлы.

Этот тощий и изнуренный скитаниями раб так походил на ее маленького Меро. А где он сейчас, ее славный мальчик? Он вырос бы воином, а теперь лишь земля знает вкус его губ, только ветер ласкает его юное тело.

И если бы кто-нибудь из прохожих заглянул бы сейчас сквозь щель приоткрытой двери в глиняную клеть, то увидели бы, как грозная воительница Марк роняет слезу за слезой на подол своего вылинявшего полотняного платья, а узловатые черные пальцы ее гладят и гладят голову молодого спящего раба.