Солнце садилось, и песок у берега казался совсем черным. Ветер стих, и теперь лишь редкие волны напоминали о грозе. Мы шлепали по колено в грязи, свои ноги я давно перестал чувствовать, знал только, что они делают шаг за шагом, что бы ни случилось. Разбитая грузовиками дорога уходила дальше в лес, я знал, что буду идти, пока смерть не остановит меня, и тогда мой товарищ заберет остатки провианта и патроны, кое-как прикроет тело опавшей листвой и пойдет дальше.
Я посмотрел на небо, оно начинало чернеть, так что мне показалось, что над макушками елей я вижу зарево. Глаза слезились, я отер их рукавом, размазав грязь по лицу. Болела голова, как будто лихорадка наконец одолела меня. Мы шли вторую неделю, перебиваясь от одной сожженной деревни к другой, и всюду – пустые, мертвые дома и собаки. Я никогда раньше не видел так много собак, и от этого нескончаемого воя мне никак не избавится. Он как будто навсегда меня в голове, гудит, выбивает все мысли. Сожженные дома и собаки. Может я и сам собака? Как выглядят люди теперь? Кто знает, может, мой товарищ больше похож на человека, чем я.
Я оглянулся. Он шел сзади, как будто по мостовой, а не в придорожной грязи. Его брови, сросшиеся на переносице, придавали ему воинственный и суровый вид.
Нога подкосилась, и я упал лицом в грязь, перед глазами заплясали черные мухи. Подняться не было сил.
Мой товарищ пнул меня ногой в бок и пробурчал что-то под нос. Я не понимал, когда он говорил, правда, это раньше он говорил, а потом перестал. Несчастный человек, разговор – единственное, что могло бы нас удержать от превращения в собак, которые так и воют в моей больной голове.
- Оставь, - еле приподняв руку от земли, отмахнулся я.
Он пнул меня еще раз, потом опустился рядом, достал пачку сигарет из кармана и закурил. Я мне даже показалось, я слышу запах табака.
- Подъем, я сказал! – Я широко распахнул глаза. Нещадно палило солнце, я с трудом мог разглядеть лицо командира. Винтовка в его руках выделялась черным пятном.
Я встал со скамьи, голова кружилась и болела, как будто мне все еще снился этот странный сон.
-Стройсь! – гаркнул командир.
Я и еще несколько человек, все как один изможденные, с серыми лицами, выстроились у стены. Неужели я похож на них? Неужели у меня глаза такие же мертвые? Я улыбнулся. Я не могу быть мертвым, пока меня не убили. Я улыбнулся еще шире.
Двор, в который нас привели, был чисто выметен, и только гнилые доски под ногами скрипели от наших шагов. Я стоял и смотрел на офицеров напротив, на их красивые лица, на пистолеты у них в руках.
Болела голова, так сильно, что я едва мог стоять прямо, кто-то рядом со мной еле слышно скулил от страха.
- Не бойся, мы не предали Родину, - прошептал я одними губами. – Мы просто не знали, где был наш путь, мы шли и шли, пока ноги не отказали нам. А когда они отказали, мы остановились и уступили место тем, кто видел путь за нашими спинами. Так дай им занять его.
Раздался выстрел. Сначала я увидел, как падает человек слева от меня, а потом я понял, что падаю сам. Глаза слезились, я отер их рукавом. Второй выстрел прогремел у меня над ухом.
Темнота опустилась на озеро. Я лежал лицом в грязи и думал, что не знаю, откуда этот вой у меня в голове, как будто вечность превратилась в дворнягу и скулит по мертвому хозяину.