История эта началась в сентябре 2004 года, когда я, новоизданный обладатель красного диплома одного из банковских учебных заведений, в конце августа нашел объявление в одном из журналов вакансий о том, что банк «Первое ОВК» набирает на работу кассиров-операционистов. До этого, в конце июня (аккурат после выпуска) меня жестко поимели в Сбербанке, когда не взяли на работу, и пришлось мне два месяца отдохнуть от праведных трудов дома. Некоторые факты настойчиво наводили меня на мысль, что здесь не последнюю роль сыграли отдельные руководители моего учебного заведения, с которыми я имел «особо теплые отношения» во время моей учебы и подработки на кафедре информатики. Поскольку выбора у меня не было, я набрал указанный телефонный номер и в тот же день согласовал себе первичное собеседование в кадрах. Заполнив анкету, я был направлен на «первичный медосмотр» в подразделение, где мне планировалось определить место работы. Подразделение это называлось «Дополнительный офис 3000» и гордо именовалось «Центральное отделение». Судя по отделке, которую я увидел внутри, офис действительно мог с уверенностью претендовать на эту роль. Для обычного отделения далеко не самого авторитетного банка было выбрано трехэтажное здание в центре Москвы. Отделка и обстановка впечатляли – мрамор, заграничные люстры, кожаные диваны для посетителей, дубовые стойки кассового узла. А над дверью были прозрачные окна, и внутри стояла гипсовая фигура слона. Причем стояла так, что все, кто проходил мимо входа со стороны метро «Добрынинская», созерцали задницу этого милого животного.
Меня встретила менеджер по кассовому обслуживанию Елена Федосеева. После 5 минут разговора она приняла решение послать на меня заявку в отдел персонала. После этого я отзвонился менеджеру по персоналу, с которым я проходил собеседование и она попросил перезвонить через два дня, в течение которых меня бы проверила безопасность. За тем я и поехал домой.
Через два дня позвонил в кадры, где мне сказали, что моя кандидатура согласована и можно приезжать оформляться. Когда я приехал, меня вместе с другими свежесогласованными личностями усадили в отдельную комнату и дали кучку бумаг для заполнения. Пока заполняли, в комнату зашел пожилой лысый человек в очках и представился сотрудником службы безопасности Анатолием Лисицыным. И начал нас инструктировать по поводу безопасности в работе. Начал со страшилок. Как в одном отделении якобы самому Николаю Баскову кассир передала 42000 рублей. Я сразу подумал – неужели Басков оказался свиньей и не вернул бабло? Как в оперкассе в каком-то торговом центре кассир попала на 100000 рублей, когда к ней подошел якобы представитель магазина, попросил 100 тысяч крупными деньгами и обещал принести через пять минут их же, но мелкими. Кассир купилась, крупные он забрал, но мелкие он так и не принес. Ну и конечно не обошлось без рассказов про нечистоплотных сотрудников из прошлого, которые, например, мошенничают при обмене валюты, забирая себе курсовую разницу. Поясняю: если в кассу сдают 100 долларов, а потом у тебя 100 долларов покупают, то если эти обе операции оформить по компьютеру, вся курсовая разница попадет на счет доходов банка. Но если эти операции не оформлять, на них можно заработать самому. То есть выдать клиенту рубли при покупке. Затем получить от другого клиента рубли при продаже, но уже в большей сумме. Разница и будет положена к тебе в карман, а по кассе движения не пройдет: не было операции – и все тут. Лисицын сказал, что таких сотрудников уволить в общем-то нельзя, так как трудно доказать факт мошенничества, но им специально создаются такие условия работы, что они уходят сами. А параллельно СБ рассылает о них информацию практически по всем банкам, с тем, чтобы им туда уже не устроиться. Короче, в категорической форме предостерег нас от таких махинаций.
Оформлялись мы примерно полдня. Среди прочих бумажек нам сказали заполнить заявление о перечислении 2% от зарплаты на счет некоего «профсоюза ФПФ». Круто – подумал я – у них тут еще и профсоюз есть. О том, что этот профсоюз из себя представлял, как и про то, «откуда есть пошел банк ОВК», я расскажу позже.
Итак, после оформления мне сказали на следующий день выходить в то самое центральное отделение 3000. Это была пятница. В отделении было немного народу. Меня встретила та же Федосеева и проводила в кассовое пространство. И только там я понял, что мое первое впечатление о хорошем уровне доходности банка (которое сложилось от осмотра интерьера офиса 3000) было несколько преждевременным. Во всех кассах стояли компьютеры с 486-ми процессорами, а на 14-дюймовых мониторах висели защитные экраны на ремешках. В качестве операционной системы применялась старая добрая MS-DOS. Сотрудники, которые представляли старшее операционное звено, были оснащены несколько лучше – мониторы отвечали стандарту электромагнитной безопасности ТСО-95 (при существующем тогда ТСО-2003), системные блоки были оснащены процессорами Celeron-600 (это уровень 1999 года), а в качестве операционной системы стояла до боли знакомая своими глюками Windows 98.
Меня прикрепили к сотруднику, работавшему порядка 5 месяцев для освоения принципов работы информационной системы. За две недели, прежде чем мне дали собственный доступ, научился основным операциям. Но наибольший интерес у меня вызывала не операционная работа, а изучение атмосферы в отделении и структура банка вообще. Здесь я узнал множество интересных моментов.
Начнем с того, что мне пришлось познакомиться с управляющим отделением Ильей Головиным. Правда знакомство наше вышло весьма интересным образом и дало мне повод усомниться в профессионализме руководящих сотрудников. Дело было так: в банке деньги снимались без вопросов только при наличии у клиента пластиковой карты по счету. Если же пластиковой карты не было, то требовалось написать на имя управляющего отделением заявление с просьбой выдать со счета деньги и указать причину отсутствия пластика. Заявление визировали руководящие сотрудники отделения, затем старшие кассиры осуществляли по своей подпрограмме разблокировку счета, и кассир мог снять деньги. Это называлось «спецснятие». Обычно визу на спецснятие ставила Федосеева. Но когда мне потребовалось однажды его произвести, то Федосеевой, равно как и других менеджеров, на месте не оказалось. Хорошенько поразмыслив, я решил, что раз заявление пишется на имя управляющего, то он по логике тоже может поставить разрешительную визу. И направился к Головину. Вручил ему заявление. Он внимательно его осмотрел и задал потрясающий вопрос:
- И что я тут должен сделать? Написать, что я согласен?
Я чуть не упал. Хотел, было, сказать, что я не понял юмора. Но в корректной форме объяснил, что мне нужна разрешительная виза, чтобы старшие кассиры могли разблокировать счет. Головин еще раз внимательно посмотрел на заявление – и стало ясно, что он его видит впервые. Затем что-то пробурчал и поставил в отведенном месте свою подпись. Я пошел к старшему кассиру Ирине Кляровской для разблокировки. Когда она взяла у меня заявление и посмотрела на подпись, между нами произошел такой диалог:
- Ты это у кого подписывал?
- У Головина.
- И что, он по системе просматривал счет?
- Нет, сначала спросил, что тут делать надо, а потом просто подпись поставил.
Ирина рассмеялась и сказала, что обычно по таким вещам к управляющему не ходят, в этой части за него решают менеджеры, которые прежде чем поставить подпись смотрят принадлежность счета клиенту и сумму на нем. Бля, – подумал я – а управляющий тут зачем существует?
Чуть позже я выяснил, что управляющий в нашем отделении не при делах, а существует лишь для двух вещей – чтобы в почтовой системе нажимать периодически кнопку «Переслать», а также для того, чтобы поставить свою подпись в том месте, где ему укажет младший сотрудник. Еще чуть позже я выяснил, что подобная ситуация повторяется практически во всех отделениях. А из этого курьеза я немедленно создал прикол. Ну, во-первых, я рассказал это нескольким кассирам, которые долго смеялись. Теперь у нас особую улыбку вызывало слово «Согласен». А кроме того, если возникал какой-то вопрос на любую тему, и требовалось знать мнение старшего сотрудника, то я обычно говорил так: «А ты иди к Головину – он у нас со всем согласен».
Потом однажды, просматривая старые документы, я понял, почему Головин не вкурился в заявление. Для подробного разбора полетов возьмем машину времени и перенесемся в 1999 год.
Только что отгремел дефолт, во время которого обанкротились многие банки. В их числе был такой гигант, как СБС-Агро, главой которого был достаточно известный Александр Смоленский. Банк был объявлен банкротом, но у Смоленского не было желания уходить из бизнеса. И тут сыграло свою роль, что СБС был не единой структурой, а представлял собой банковский холдинг из нескольких кредитных организаций и одной управляющей компании-холдера. И вот, для рождения нового монстра выбрали никому не известный банк-участник группы из Самары – «Самараагробанк». Его главой был назначен племянник Смоленского Алексей Григорьев. После назначения, в учредительные документы банка были внесены изменения – местонахождение было изменено с Самары на Москву, а название – с «Самараагробанк» на «Первое общество взаимного кредита». Кроме этого, на обломках империи, были организованы еще шесть банков ОВК – Центральное, Приволжское, Поволжское, Северо-Западное, Сибирское и Дальневосточное, а также небанковская кредитная организация «Объединенная расчетная система» и процессинговая компания «СТБ-Кард». Руководителями и топ-менеджерами этих организаций стали близкие к Смоленскому люди, ранее занимавшие руководящие посты в СБС – Владислав Першин (ПОВК, СТБ-Кард, снова ПОВК), Дмитрий Климов (ОРС), Алексей Григорьев, Александр Нестеренко, Владимир Улупов, Александр Таценко (все – ПОВК). Сам же Смоленский занял скромный пост члена совета директоров банка «Первое ОВК», что не мешало ему, однако, осуществлять стратегическое руководство всеми организациями. Не нужно особо говорить, что отделения банка ПОВК в Москве открылись точно по адресам бывших отделений СБС. С переездом ПОВКа в Москву, Смоленский сменил руководство ПОВКа. Вместо своего племянника Григорьева председателем правления в 2000 году он назначил… Головина. Оказывается, Илья Владимирович тоже был из его команды и до кризиса являлся вроде бы директором московской сети СБС. Тогда же Владислава Першина назначили первым заместителем председателя правления. В 2002 году что-то под руководством Головина пошло не так, и председателем правления снова сделался Григорьев. Головина подвинули вниз до уровня первого заместителя председателя правления, а Першина отослали на княжение в СТБ-Кард. Затем Головина на некоторое время назначили председателем правления Северо-Западного ОВК. Кстати, забыл сказать, что из всех организаций, образованных из СБС, была образована новая холдинговая структура, получившая название «Финансово-промышленная федерация» (ФПФ). Внутри нее отдельно была создана банковская группа «Группа ОВК», объединившая семь банков ОВК. Но в 2003 году что-то опять пошло не так и Григорьев уже во второй раз покинул пост председателя правления ПОВК и был переведен в директорат ФПФ, а Першин – во второй раз стал первым заместителем – исполняющим обязанности председателя правления. Очень скоро он был назначен председателем правления ПОВК. Одновременно из группы ОВК был выведен банк «Северо-Западное ОВК», а Головин вернулся в ПОВК и занял скромную по сравнению с прошлым должность – управляющего отделением 3000 – директором округа «Замоскворечье». Вот почему он не въехал в заявление – потому что никогда в жизни ему не приходилось заниматься текущей работой. Тогда же Смоленский решил окончательно отойти от бизнеса и передал все свои организации сыну Николаю, который стал председателем совета директоров Союза ФПФ. Что же касается «Северо-Западного ОВК», то его отделения были переподчинены ПОВКу на правах Санкт-Петербургского филиала, а сам банк перебазировался в Москву и сменил свое название на «Столичное кредитное товарищество». Как раз мой приход совпал по времени с рокировкой – старый управляющий Евгений Асеев сваливал в СКТ, а Головин – принимал дела.
Перехватил Смоленский и еще одну модную вещицу – историческую основу образования банка. Перехватил у Сбербанка, который считает свою историю от 1841 года, когда по указу Николая Первого были впервые образованы сберегательные кассы. Опустим тот факт, что первые сберкассы и современный Сбербанк – принципиально разные вещи и их преемственность прослеживается весьма смутно. Так вот, Смоленский решил вести историю группы ОВК с 1864 года, когда Александром Вторым был утвержден устав Петербургского общества взаимного кредита и создан сам институт обществ взаимного кредита. Также опустим тот факт, что здесь не прослеживается преемственность – если Сбер худо-бедно пережил революцию и с некоторыми изменениями не прекращал своего существования, то общества взаимного кредита при советской власти не существовали. Также интересующихся отошлем к знатокам банковской истории, которые пояснят, что по своей сути банк и общество взаимного кредита – два принципиально разных финансовых учреждения. Строго говоря, назвать банк «Обществом взаимного кредита» - уже есть искажение банковской науки. Но, у нас в России можно обозвать организацию, как в голову взбредет. Назвали – ну и пес с ними. Так вот, для поддержания бренда в каждом отделении в кабинетах управляющих висели два портрета – государя императора Александра Второго и первого председателя Петербургского общества взаимного кредита Евгения Ламанского. Для придания духа старины также в названия банковских продуктов и в название самого банка добавлялся твердый знак в конце слова (например, БАНКЪ, ВКЛАДЪ, и.т.д.). Наконец, при заведении клиентского профиля в кассовой системе при заполнении поля «код обращения» была возможность указывать такие экзотические обращения, как «Сударь» и «Сударыня» (код 03). Правда, в этих кодах никто не ориентировался, и всегда указывали код 09 – уважаемый клиент.
О работе в ОВК рассказывать не буду, потому что проработать там мне пришлось всего около месяца и никаких примечательных событий за это время не происходило. На горизонте уже маячил «Росбанк», на который и пришлась основная часть моей трудовой деятельности. Правда о невольном участии банка в одной махинации, все же стоит упомянуть. Через нас проплачивали солидные суммы клиенты печально знаменитой строительной фирмы «Стройметресурс», которая потом своих дольщиков кинула. Только через мою кассу прошел не один миллион рублей.

Вероятно Смоленский-младший, заступивший на пост «хозяина земли СБСовской» не был хорошим менеджером и почувствовал, что не справится с таким гигантом, как ФПФ. Смоленскому-старшему в этом отношении надо отдать должное – он держал структуру СБС-Агро – ОВК больше 10 лет. Поэтому отец и сын начали искать возможность окончательно уйти от банковского бизнеса, но для этого ФПФ требовалось кому-нибудь слить и желательно по хорошей цене. Как раз тут подвернулся хороший покупатель в лице «Росбанка» - «карманного банка Потанина». Вернее, покупателем выступил не сам Росбанк, а его основной акционер – компания «Интеррос». Сторговались в 2003 году на 200 миллионах долларов, ударили по рукам и Смоленские отвалили в Австрию. Правда, перед этим Александр Павлович успел отписать уже упомянутый банк СКТ своему племяннику Григорьеву. К «Интерросу» перешли шесть банков ОВК, НКО «ОРС», «СТБ-кард» и компания «Инкахран», занимавшаяся инкассацией.
Руководство «Интерроса» недолго думало, что делать с приобретением и решило все шесть банков ОВК присоединить к Росбанку, а остальные три компании консолидировать под одним руководителем. Для чего первый заместитель председателя правления Росбанка Владимир Голубков был назначен по совместительству главой ОРСа и СТБ, переименованной в UCS/КОКК (United Cars Service/Компания объединенных кредитных карточек). До этого Росбанк занимался только корпоративным бизнесом и VIP-физиками, а ход с объединением давал возможность существенно расширить клиентскую базу (правда, только по количеству клиентов – по объему активы Роса и ОВК были несоизмеримы) и возможность позиционировать Росбанк на финансовом рынке, как один из крупнейших розничных банков. Розница среди крупных банков в то время была очень модным направлением – например, Внешторгбанк приобрел разорившийся «Гута-банк» и сделал на его базе свое розничное подразделение «ВТБ-24». Итак, на переходный период (2003 и половину 2004 года) было принято решение ограничиться частичным ребрендингом банков ОВК путем изменения приставки «Группа ОВК» на «Группа Росбанк». Для того чтобы настроить Росбанк на розничный бизнес, на непродолжительное время Алексей Григорьев был назначен его вице-президентом. Также в банках ОВК внедрили два переходных вклада – Росбанк-партнер и Росбанк-партнер-VIP. По сути, это были обычные вклады, только при их открытии вкладчик дополнительно подписывал с банком ОВК соглашение, что при окончании срока сумма вклада будет перечислена на счет до востребования, открытый в Росбанке. Таким образом, вкладчик автоматически становился клиентом Росбанка.
В октябре 2004 года начали переводить на баланс Росбанка бизнес ОВК и одновременно – перерегистрировать на Росбанк отделения ОВК. Для этих целей в Москве был образован Московский филиал Росбанка. Зарегистрировали его по адресу 3005 отделения на ул. Пришвина. Директором филиала был назначен Головин, при этом он сохранил за собой пост нашего управляющего. Только в связи с перестановкой, он перебрался с первого этажа на третий. На третьем этаже был просторный кабинет, где в бытность ОВК сидел то ли Нестеренко, то ли сам Першин. Вот почему для отделения была придумана такая дорогостоящая отделка – к начальству наверняка ходили всякие бонзы, и для них надо было создать видимость зарубежного шика. Суть перевода была в следующем – первые две цифры в номере отделения менялись с 30 на 97, потому что существовали еще отделения самого Роса и их коды тоже начинались на 30. Соответственно, в голове могла возникнуть неразбериха при выверке счетов. Например, в ОВК существовало отделение 3016, хоть и уже закрытое. И такой же код имело отделение «Пушкинское» до перевода на баланс МФ. Наше отделение было переведено в Росбанк 11 октября 2004 года. Переводили партиями. Сотрудников увольняли из ОВК в порядке перевода. Я как раз тогда обучался по валюте, и вышло весело – я ушел на обучение из ОВК, а вернулся работать уже в Росбанк. Правда, значительная часть руководящих сотрудников не пожелала переводиться в Рос и перебежала в СКТ.
Поначалу все меня радовало – буду работать в одном из крупнейших банков России. Только через несколько месяцев я узнал, в какое дерьмо мы все попали с этим объединением.
Поскольку к моему возвращению на Полянку, конечно же, не было возможности разработать комплекс банковских услуг для клиентов, а система БИС была настолько сложно организована внутренне, что одним махом все услуги на новые коды отделений и новые счета было перепривязать невозможно, то практически все те операции, которые мы осуществляли в ОВК, стало осуществлять невозможно. Более того, первое время нам рассылали курс доллара и евро на 3-4 рубля ниже, чем он был в среднем по городу, поэтому клиенты с обменом в ужасе шарахались от отделений. Из всего перечня операций мы фактически выполняли только пополнение пластиковых карт ОВК. А если посмотреть глобально – сидели и плевали в потолок – ведь все операции, которые в ОВК занимали продолжительное время, стало проводить невозможно – лотерейники, договорные платежи. Тем более, что Рос у нас испокон веков работал по инструкциям ЦБ, и когда тамошние спецы из ДОКО осматривали наше отделение, в хранилище нашли лифт, по которому раньше можно было обмениваться деньгами и ценностями со вторым этажом. Это сейчас там сидели кредитчики, а раньше там тоже во всех окнах были кассы. Недолго думая, сочли это нарушением капитальной кладки стены хранилища и подали в ЦБ документы на регистрацию отделения 9700 без права хранения. Соответственно, вечером все деньги сдавались в инкассацию, а утром привозились. Вот только график инкассации был согласован через задницу, поэтому хоть отделение и открывалось в 9 часов, деньги у нас появлялись только в 10-11. До этого времени мы не могли выдавать деньги. Поскольку клиенты, желающие внести средства, как правило, приносили деньги со сдачей, им также приходилось временно отказывать в обслуживании, потому что сдачу мы дать не могли. То есть, с 9 и до приезда инкассации каждый занимался, чем хотел. Я, например, спал прямо на рабочем месте – высокий барьер все равно не давал видеть меня снаружи. Даже свет в отделении не включался – сидели в потемках.
Чего нельзя было сказать о расположенных рядом отделениях 3021 и 3031. Их еще не перевели из ОВК, а поскольку со счетами ОВК Рос операции совершать не мог, то на эти два несчастных допофиса выпало бедствие обслуживать всех клиентов «за себя и за того парня», то есть за бывший допофис 3000. Поскольку, как я уже сказал, 3000 считался центральным, то клиентов там было наибольшее количество. Соответственно в 3021 и 3031 фронт работы возрос в разы. Я не видел, но слышал рассказы, что в эти отделения очереди выстраивались с утра и по размеру были сравнимы с очередью в Мавзолей в прежние времена, и якобы периодически даже происходили драки за место в очереди.
В один прекрасный день сотрудникам 3031 эта песня надоела, и все кассиры разом свалили на больничный. А у нас было шесть касс и работа – не бей лежачего. Поэтому приняли решение временно перебросить меня, как самого быстрого, в 3031 для помощи в разгоне клиентов. Чем я и занимался примерно 2 недели. Хотя если бы пришла ревизия ЦБ, то кому-то бы здорово досталось – ведь я фактически уже был переведен в Росбанк, а из ОВК уволен, поэтому никаких документов о назначении меня кассовым работником отделения 3031 ОВК не существовало. Как не существовало и договора о моей материальной ответственности с ОВК - тот первый, который я подписал при приеме, потерял силу с моим переходом в Росбанк Так что можно было тырить деньги из кассы, а потом записывать их в недостачу – все равно с меня бы недостачу взыскать не удалось даже по суду – нет договора – нет разговора. Правда, поскольку о таких юридических тонкостях я узнал существенно позже, этой возможностью обогатиться я никогда не пользовался. Ну а по поводу отсутствия на меня документов, ЦБ наверняка наложил бы на ОВК солидный штраф. Через две недели я вернулся в 9700. Где операции по-прежнему проводились по минимальному набору.
Но постепенно старые операции стали возвращаться, инкассация, наконец, стала приезжать вовремя, курс стал рассылаться приемлемый, и количество клиентов постепенно стало возрастать. Правда, теперь хронической болезнью стало отсутствие мелочи – нам привозили, видимо то, что закатывалось по углам при пересчете в кассе филиала – всего 135 рублей.
До начала декабря 2004 года шла обычная трудовая жизнь, пока старшим кассирам не надоело обслуживать хранилище ценностей. И Федосеева начала подписывать на это дело обычных кассиров. Сначала подписали кассира Веру Грувер, которая хоть и имела полуторалетний стаж работы в системе ОВК-Росбанк, очень часто тупила. Сняли ее через два месяца, после того, как однажды она для инкассации в одну сумку 100 рублей не доложила, а в другую – 100 рублей переложила. Потом она при сдаче инкассации списала в расход сумму на одну копейку меньше, а поскольку счет кассы должен в конце дня обнуляться (отделение без права хранения), то перебросила ее на счет ошибок кассы, потом подумала, что неправильно. Короче, эта копейка попутешествовала по многим счетам, но в итоге всплыла на следующий день. Пришлось перепечатывать в Word все кассовые документы того злополучного дня. Сначала этим занималась сама Вера, но потом, когда старшие увидели, что с ее скоростью печати это займет не меньше года, на это дело опять подписали меня. Меня же следующим подписали на хранилище. Я сначала обрадовался – мол, это путь к старшему кассиру. Мне потребовалось несколько месяцев понять, что старшим кассиром мне тут не стать. Попутно на меня погрузили еще и банкомат. И не просто обслуживание, а еще и обучение второго сотрудника – кассира Екатерины Подгорновой. Надо сказать, что за это время банкомат я освоил достаточно хорошо и про себя мог сказать, что лучше меня знал банкоматы только один человек в филиале – главный специалист УКО Андрей Жерносек.
Надо сказать, что поскольку к хранилищу я подготовлен не был, то у меня тоже начались косяки. В основном они касались обсчетов по мелочи при формировании инкассации и обсчетов по сдаваемым пластиковым карточкам. Кроме того, я постоянно допускал исправления в учетных регистрах и их приходилось заверять подписями и печатями, так что все регистры за мои смены пестрели синим цветом печатей. Рекорд – на одной странице 12 печатей. В итоге, после двух месяцев работы меня тоже сняли. К этому моменту я на хранилище уже достаточно вымотался и был этому снятию рад. К этому времени сменили директора филиала – им стал Першин. Головин остался просто нашим управляющим.
На мне остался только банкомат. С ним тоже были некоторые проблемы. Во-первых, поскольку это была модель IBM 47-ой серии, образца 1991-1992 года, он постоянно глючил программно. Во-вторых, из-за того же возраста, все механизмы в нем уже выработали свой ресурс и он глючил еще и аппаратно. В один прекрасный день, я при балансировке недосчитался 500 рублей. А сотрудник технической службы, приехавший осматривать банкомат, нашел убитый ролик в механизме диспенсера. Мое мнение по этому поводу было таково, что банкомат пропустил и выдал клиенту склеенные или просто слежавшиеся купюры. Но поскольку эта отмазка для УКО не годилась, то это бабло просто повесили мне в недостачу. Потом был еще один случай. Когда пришло сообщение о том, что в одни выходные у нас будут выключать электричество, наша техслужба направила в отделение записку, в которой указывала на необходимость балансировки и выключения банкомата «во избежание потери данных». А в выходные я планировал выехать за город. Электричество планировали отрубить в воскресенье с утра, то есть, по мнению техслужбы, банкомат надо было выключить не позднее субботы вечером. Поскольку к тому времени из всех сотрудников банкомат знал только я, мне было чуть ли не в приказном порядке сказано приехать на 10-15 минут в отделение и провести балансировку. При том, что дорога даже от моего дома занимает 1,5 часа, а из области – и того больше. Я прямо отказался это делать – сказал, что уезжаю. Что же мне было предложено: приехать из области к вечеру, провести балансировку и снова уехать. Весело, не так ли? Я сказал, что не буду этого делать, и предложил выключить банкомат вечером моего последнего рабочего дня, то есть в пятницу. На что руководство ответило отказом – как же это банкомат всю субботу будет простаивать. Видите ли, у нас за простой банкомата очень сильно доставалось менеджерам и управляющим и Федосеева не хотела подставлять свою задницу. Тогда я высказал мысль, что не будет ничего необычного, если просто выключить банкомат – данные в любом случае сохранены на жесткий диск и никуда с него не денутся. Мне было предложено проконсультироваться с техслужбой по электронной почте. Техслужба (неизвестно какими документами руководствовались ее спецы – видимо в компах они были не очень сведующими людьми) сказала, что выключать банкомат без балансировки не рекомендуется – данные куда-то с жесткого диска все-таки исчезнуть могут. Но это не решало проблемы о моей необходимости явиться в субботу вечером в отделение. Тогда я сказал, что мне плевать на мнение техслужбы – я покажу кому-нибудь из старших, как банкомат выключать без балансировки и пусть они его выключат вечером в субботу – если информация потеряется, я все беру на себя. Федосеева, скрипя зубами, на это согласилась, а Першина попыталась меня пожурить, сказав: «Я вот, если у меня работа, приезжаю в выходные, а тебя один раз попросили, а у тебя вечные отговорки». Тут мне хотелось в лицо ей сказать, что наши зарплаты несоизмеримы и за ее зарплату я бы, пожалуй, приехал в выходной день. Но сдержался. В конце концов, я написал на имя Головина заявление об отказе обслуживать банкомат. После того, как я передал это заявление Федосеевой, она приказала мне обучать еще одного сотрудника, а мне в разговоре сказала, что теперь на моей карьере тут можно поставить крест. Я тут же нашелся, что ответить – сказал, что карьера мне тут и так не светила. Федосеева не смогла мне ответить. Короче, к августу на мне осталась только моя касса.
Ну и рассказ о работе на Полянке был бы неполным, если бы не истории с объяснительными записками. За неполный год работы я их написал 15 штук. Причем только три или четыре были по делу, а остальные я писал по мелочным придиркам Федосеевой. Федосеева была человек настроения и если она вставала не с той ноги, то прямо по приходу на работу начинала «охоту на ведьм» и поиски малейших недочетов в работе, за которые потом следовал грандиозный разнос. Так, первая моя объяснительная была за то, что я превысил лимит операции. Поясняю: в то время для каждого кассира и каждого старшего кассира устанавливался лимит самостоятельного совершения операций. По моей категории лимит составлял 60000 рублей. Все операции свыше я должен был проводить под контролем сотрудника с более высокой категорией. Это было, когда я обслуживал храник, и моя карточка доступа в систему была прописана на профиль старшего кассира. То есть для подтверждения крупной операции мне не нужно было для подтверждения брать карточку истинного старшего кассира, а я мог воспользоваться своей. Что я и сделал по операции в 300 тысяч. В тот момент, когда у меня на столе лежали пачки денег, мимо пробегала Федосеева, которая, конечно, остановилась и поинтересовалась, почему столь крупная операция проводится без старшего сотрудника. И заставила меня написать объяснительную. В которой я указал, что просто забыл позвать контролера. Федосеева прочитала объяснительную и сказала буквально так: «Я надеюсь, у тебя больше таких провалов в памяти случаться не будет»? Я долго потом над этим смеялся. Но потом, когда требования объяснительных посыпались на меня, как из рога изобилия, мне пришлось показать зубы. Дело было так. В один прекрасный день мне и старшему кассиру Ирине Кляровской к 10 часам надо было идти в УКО для получения дубликатов ключей к депозитным ячейкам. От нашего отделения до УКО было 10 минут ходу. Ну, я пришел в отделение где-то в 9-30. А отделение было устроено так, что для попадания в кассу обязательно было надо пройти мимо кабинета Федосеевой. Которая, таким образом, контролировала приход сотрудников на работу. И вот 9-30 и я чинно, не спеша, прохожу мимо кабинета. Федосеева смотрит на часы и интересуется, посему я так поздно. И просит написать объяснительную за опоздание на полчаса. Сначала устно я пытаюсь объяснить, что мы к 10 идем в УКО и я пришел именно с таким расчетом. Федосеева и слышать ничего не хочет. Проходит минут пять дебатов и Федосеева озверевает: «Если через пять минут объяснительной не будет, я пишу акт об отказе в даче объяснительной, и все это идет в кадры на лишение зарплаты». Я уже принялся писать, но в этот момент ситуацию спасает кассир Таня Крестьянинова, которая смотрит график и мне говорит: «У тебя же рабочий день сегодня с 10 часов по графику». Посмотрев график и поблагодарив ее за неожиданно хорошее известие (я-то сам графики редко просматривал) я пытаюсь объяснить полученную информацию Федосеевой и старшему кассиру Кляровской. Которая мне начинает объяснять, что если к 10 надо явиться в УКО, то в отделении надо быть в 9. Я возражаю – это нигде не записано, тем более, что этот час мне никто не учтет при расчете отработки. В конце концов, я написал в объяснительной достаточно резким тоном, что свой приход по тем-то и тем-то причинам я не считаю опозданием, что наезд необоснованный. Федосееву такой тон объяснительной несколько взбесил, и с очень злым лицом она ее разорвала, но новую писать не заставила. Больше мы к этому вопросу не возвращались.

Глава написана при участии в главных ролях:
сутулой собаки Абрамович
слепой лошади Михайловой
Хвостатого чудовища
Цырика
Китайской разведчицы
и меня в ролях Великого Михи и Лобастого щенка.

События, описанные в этой главе, относятся к периоду моей работы в допофисе 9718, который позже будет переименован в «Театральный». Началось все с того, что в конце августа 2005 года до меня внезапно дошло, что пока начальником операционного отдела 9700 является Федосеева, мне должность старшего кассира, как впрочем, и любая другая выше кассирской, не светит. За время моей работы она продвинула вперед троих сотрудниц, которые хоть и пришли на работу практически одновременно со мной, но не обладали такими знаниями по работе, как я, и которых я же многим премудростям кассовой работы и учил. Я счел это жуткой несправедливостью и решил, что раз со стороны Федосеевой ко мне такое предвзятое отношение, то у меня с Полянки только два пути – либо увольнение, либо переход в другое отделение. Оставаться я не мог – потому что помимо материального вопроса был и моральный – я органически не приемлю подчиняться по работе людям, которые знают работу хуже, чем я. А старые старшие кассиры и менеджеры РКО меня за год просто выбесили, потому что обладали слишком завышенным самомнением при весьма посредственных знаниях работы и постоянно гнули пальцы. Особенно меня бесила менеджер по РКО Белозерова, недавно произведенная в должность (и явно не по заслугам) из старшего кассира. От этой сутулой собаки никогда нельзя было добиться никакой информации по работе – все вопросы снизу она считала тупыми, они неизменно заканчивались ответом «Не знаю» и «Не понимаю». А когда ей задавали вопрос во время обслуживания, следовал ответ: «Давай поменьше слов и побольше дела».
Итак, я позвонил в отдел кадров и поинтересовался, где есть места старших кассиров. Таких отделений нашлось два – 9719 и 9718. Но 9719 хоть и было расположено ближе к моему дому, работало 7 дней в неделю и до 22:30. Поэтому я выбрал отделение 9718, расположенное в здании гостиницы «Метрополь». Уточнил телефон и позвонил. Руководства на работе не оказалось, но мне сказали, что передадут мое желание устроиться к ним старшим кассиром.
Вечером того же дня мне перезвонила менеджер по РКО 9718 Ольга Федотова. И предложила приехать к ней побеседовать. Я приехал. Меня встретили она и менеджер по КО Наталья Егорова. После недолгого разговора сказали, что в принципе они не против моего приема, но этими вопросами занимается зам. управляющего Татьяна Мартова, которая на больничном. Информацию обо мне обещали передать, а мне сказали перезвонить непосредственно Мартовой через неделю.
Перезвонил. Мартова также захотела со мной пообщаться. Приехал к ней. После недолгого же разговора она подписала представление о моем переводе на должность того же кассира, но с функционалом старшего (т.н. И.О. старшего кассира). Мы условились, что на этой должности на мою работу посмотрят и через месяц определятся с моим переводом на полноценного старшего кассира. Я согласился, тем более что при переводе с кассира на кассира я получил дополнительно 100 баксов к своей зарплате. Оставалось только согласовать представление у моего управляющего Головина и отправить в кадры. Теоретически, это и могло создать препятствие, т.к. сотрудники Полянки начинали потихоньку разбегаться. Но в реальности это не стало проблемой, потому что Головин у нас всегда был со всем согласен. Он попросил, чтобы Федосеева поставила визу, что она не возражает. Она это тоже сделала без особых задержек. В конце концов, и она поняла, что если задержит меня тут, то я буду стремиться работать как можно менее продуктивно. За недели две до этого я написал заявление об отказе обслуживать банкомат, т.к. за дополнительный и достаточно сложный участок работы ничего не доплачивали. В общем, меня отпустили с миром. Правда, я опасался, что Федосеева могла всю мою коллекцию объяснительных записок переслать в 9718 и тогда бы мне и там ничего бы не светило. Но к ее чести, в мой последний день она все мое «досье» порвала и выбросила. Ну что же, хоть что-то хорошее за год работы она для меня сделала.
С 5 сентября 2005 года я стал работать в 9718. Первый сотрудник, с кем мне пришлось познакомиться, была старший кассир Ирина Михайлова. Которая быстро пояснила мне, что, в общем, управляющий Цырульников тут ничем не управляет и вообще не при делах. За него рулит Мартова, которая впрочем, тоже в делах участвует наполовину. Объяснила мне, что тут все частенько на всё забивают. Это я в принципе понял и сам – когда Мартова попросила меня собрать и проверить гору кассовых книг за период июль-август. Что в принципе, тут есть возможность сидеть и плевать в потолок. Михайлова в принципе и сама в основном весь день занималась тем, что трепалась по сотовому со своими мужиками, коих называла по умолчанию «подонками», причем в выражениях не стеснялась. Михайлова же была тем сотрудником, который за время работы успела взять к себе на контакт многих сотрудников центрального аппарата и поэтому знала практически все, что происходило в Московском филиале. Но когда ее спрашивали, откуда у нее информация, она с приколом отвечала: «Сороки на хвостах принесли».
Практически у всех сотрудников были неофициальные кликухи, по которым все друг к другу и обращались (за исключением случаев обращения подчиненных к руководству). Управляющего в разговорах именовали «Цыриком» или «Папой», менеджера по РКО Федотову - «Федей», Михайлову - «Михой» или «Мишей». Правда, вскоре кликуху «Миха» присвоил я, и Михайлова осталась просто «Мишей». Менеджера по кредитам Надю Тощевикову - «Тощиком». Крэкса Свету Борданову - «Суетливой» или «Маленькой». Мартова официальной кликухи не имела, хотя некоторые ее называли «Мамой». Кассир Хвостова - «Хвост» (поскольку она часто включала тупого, то иногда именовалась «Безумный Хвост» или «Бешеный Хвост», если тупой был включен наполовину - «Полоумный Хвост». Я же для нее придумал кликуху «Хвостатое чудовище», потому что это на самом деле было чудовище – все «гламурные» девочки – это чудовища.) И.О. старшего кассира Абрамович именовалась (с подачи Миши) «Абрамсон», впоследствии я переделал ее фамилию на прибалтийский манер, и она стала «Абрамовичюсом». Недавно прибывшую операционистку Жанну Китаеву именовали (с подачи Абрамович) «Китайским разведчиком». А поскольку она тоже частенько включала тупого и ей было только 19, для нее существовала также кликуха «Тупой ребенок». Были у нас и три универсальные кликухи, выражавшие крайние степени неодобрения к собеседнику или обсуждаемому человеку. Для лиц мужского пола существовала кликуха «Щенок лобастый», для женской части коллектива было две кликухи: «Слепая лошадь» и «Собака сутулая» (как вариант - «Собака страшная»). Кликухи «Собака сутулая» и «Щенок лобастый» привнесла в наш лексикон Абрамович, которая сразу по моему приходу и стала навечно этой самой сутулой собакой. В свою очередь, я в ее понимании также навечно стал лобастым щенком. И лишь в те минуты, когда у меня требовалось узнать информацию, она обращалась ко мне уважительно «О, Великий Миха». А вообще, все наши с Абрамович диалоги начинались так:
Слышь, собака сутулая
Пошел вон, щенок лобастый (как вариант - «Чего тебе, щенок лобастый»)
Далее следовала собственно суть вопроса.
В общем, судя по всему, жизнь в отделении удалась и была достаточно веселой. Все то время, пока Миша не ушла от нас в «Ударник», ее постоянно интересовал размер моего хмм... мужского достоинства, которое она почему-то называла «пеньком», хотя ни разу его не видела. Вероятно, это ее интересовало, потому что я носил широкие штаны. Когда мне это надоело, я для прикола отмерил от края стола солидное расстояние и сделал зарубку, после чего Миша интересоваться размером моего достоинства перестала.
А вообще, работа старшего кассира в отделении заключалась в том, чтобы периодически разгребать косяки обычных кассиров, давать им по шее, делать пару-тройку внутренних проводок в БИС и собирать инкассацию. Все остальное время мы с Мишей или Абрамовичюсом сидели и травили похабные анекдоты, либо обсуждали мой «пенёк». Кроме того, обсуждали Мишиных «подонков» и моих «заек» (зайками я называл девушек, которые мне нравились). Когда являлась Абрамовичюс, кроме всего прочего обсуждали ее проблемы, которые касались полного и хронического отсутствия «кошелёчков» (так она называла мужиков, которые обычно снабжали ее деньгами), а также она постоянно жаловалась, что когда она с Мишей ходит на променад, на нее никто не смотрит. С последним, в общем, все было ясно – стоило мне посмотреть на ее пальто, воротник которого явно был сшит из меха зверя под названием «мексиканский тушкан». А, кроме того, нашелся еще повод приколоться – она упомянула, что у нее есть норковая шуба. И я с тех пор называл это странно сшитое пальто не иначе, как «норковой шубой». Прикалывался примерно следующей фразой: «Теперь я понимаю, почему в такой норковой шубе на тебя не смотрят даже гастарбайтеры – вероятно норка сильно болела».
Кроме того, у Папы было несколько своих фирм. Поэтому на каждый праздник мы были в достаточном количестве обеспечены бухлом и закусью за счет этих фирм. В холодильнике в кабинете менеджеров постоянно можно было найти алкоголь разной степени крепости. Правда, также постоянно пить его не разрешали – только по праздникам или после работы.
В марте 2006 года отделение переименовали в допофис «Театральный». В апреле 2006 года со своего поста отвалила Мартова. На ее место была назначена менеджер по кредитам Надя Тощевикова, которая, при всех ее положительных аспектах, однозначно не была готова взять на себя фронт работы подобного уровня, и не была способна поддерживать на должном уровне дисциплину. Так что оная в отделении не замедлила катастрофически упасть. Среди операционных сотрудников ее старалась обеспечить менеджер по РКО Ольга Федотова, которая обладала некоторым командирским талантом. Но даже с ее стороны за косяки не следовало сколь-нибудь серьезных наказаний – дело ограничивалось тем, что Федотова по электронке просила написать объяснительную, на написание которой мы обычно забивали. А через день это все забывалось.
Итак, относительно веселая жизнь продолжалась до сентября 2006 года, пока директором нашего округа не стала Надежда Аньшина. Которая по информации, полученной от Михи, имела на Папу большой зуб еще за то время, пока она была директором Южного округа, а Папа – управляющим отделением на бульваре Дмитрия Донского. Миха сказала, что вроде Папа ей подкинул клиента на крупный кредит, Аньшина ему кредит выдала, а тот съебался и кредит так и не вернул. Короче, Папу и вместе с ним Тощика попросили написать заявление. Папа ушел совершенно спокойно – а как еще, если все равно его фирмы приносили ему дохода раза в три-четыре больше, чем работа управляющим отделением. Вместо Папы Аньшина выдвинула нам в начальники управляющего отделением в Плешке Ивана Копцева. Который по назначении немедленно занялся «наведением порядка» по-путински. Теперь по вторникам с утра у нас были введены планерки, на которых обсуждалась текущая ситуация в отделении, сводившаяся к тому, что у нас очень херовые показатели выполнения плана и надо их срочно поднимать. Причем о каких-то новаторских способах подъема речь не шла – Копцев точь-в-точь цитировал политику директора филиала Ведерникова: «тупо улыбаться, объясняя клиенту, что бренд важнее доходности». У нас, к слову, проходило много клиентов с оплатой паев ПИФ. Так вот Копцев предложил уламывать клиентов на то, чтобы они часть приносимых средств оставляли у нас на вкладах – мол, ПИФ доходность не гарантирует, а вклад гарантирует. Мы даже не стали пробовать, так как знали, что идея однозначно провальная.
Но самый прикольный вывод Копцева заключался в том, что в нашем отделении якобы переплачивают порядка 18000 зарплаты на всех. Потому что в отработанные часы включают обеденное время. И предложил вычитать из графика обеды. Притом, что под «обедом» по большей части у кассиров понималось несколько перехватываний пищи по 5-10 минут, а старшие кассиры, как правило, обедали прямо на рабочем месте, так сказать, не отрываясь от работы. Эта идея стала темой обсуждения на одной из планерок. Все кассовые сотрудники были категорически против. Мы все решили дать Николаичу бой, сначала попытавшись доказать ему, что его идею принять в принципе невозможно из-за того, что полноценный обед кассирам устроить нельзя. Особенно тому кассиру, который работает с валютной кассой, т.к. она в отделении одна. Тогда Копцев дал мне партийное задание – проявить полководческий талант и совместить исполнение его идеи с возможностью дать кассирам полноценный обед. Как говорится, «и рыбку съесть, и на хуй сесть». По тому, с каким жаром он хотел провести эту идею в жизнь, возникало мнение, что «лишнюю» зарплату Николаич выдает из своего кармана. Хотя конечно в этой шутке есть доля правды – думается, что за экономию зарплаты руководство филиала подбрасывало управляющим премии. Я, конечно же, понял, что совместить приятное с полезным не удастся и написал Николаичу тираду на полторы страницы, с изложением причин, по которым его идея не может быть выполнена. И сделал заключение – или Николаич не будет больше высказывать бредовые идеи, или его идею все-таки возможно принять, но тогда кассир имеет полное право послать всех клиентов лесом и уйти обедать. Даже если он будет один. И все это изложил Николаичу с рекомендацией не вводить этот порядок. Николаичу это совсем не понравилось, он вызвал меня на разговор и предупредил, что, в крайнем случае, может просто задействовать административный ресурс и наказать за неподчинение любого рублем. Тогда я сказал, что по отделению все его идеи называют не иначе, как заскоками. Николаич незамедлительно поинтересовался – это мое мнение, или мнение коллектива? Вообще-то это было мое мнение, но я сказал, что это глас народа. Дело дошло до того, что кассиры предупредили его – стоит ему задействовать «административный ресурс» – все сразу напишут заявление на увольнение – и пусть тогда кого хочет за кассу сажает. Это заставило его умерить свой пыл, и решение сего вопроса отложили до лучших времен, но он уволился раньше.
Ну и конечно при работе в отделении не обходилось без конфликтов. Про мелкие стычки с руководством я упоминать не буду, т.к. они подсчету не поддаются. Опишу лишь глобальные конфликты, которые прошли через все время работы подразделения. Их было всего два, и они оба касались распределения должностных обязанностей. Итак, первый конфликт. Суть конфликта состояла в том, что нам с Абрамовичюсом периодически становилось обломно выполнять наш функционал, который мы считали завышенным по нагрузке, и мы задавались вопросом, а почему бы к выполнению части нашего функционала не подключить Егорову. Далее начинался гнилой базар между нами, Егоровой и руководством отделения, на котором Егорова постоянно выкручивалась, мотивируя это тем, что если она переключится на нашу работу, то Федотова одна с работой не справится. В итоге, все оставалось на своих местах.
Второй конфликт заключался в том, что мы выясняли вопрос, кто должен работать на хранилище ценностей. Этот вопрос возник аккурат после того, как Ведерников переработал штатное расписание, и из него исчезли менеджерские должности по РКО. Какие-то менеджеры стали начальниками операционных отделов, какие-то – главными специалистами, а менеджеры по кассовой работе превратились в заведующих кассами. И в должностной инструкции заведующих кассами было прописано, что они выполняют роль ответственных за сохранность ценностей. По-нашему – они и должны сидеть на хранике. А страшные кассиры выполняют этот функционал только в отсутствие заведующих кассами. Мы с Абрамович почитали это и крепко задумались – вот теперь Егорова точно не имеет права отказываться от того, чтобы разделить с нами хранилище. Сначала пытались решить вопрос полюбовно. Ничего не вышло – по сути Егорова прямо отказывалась от выполнения своих должностных обязанностей и опять мотивировала это тем, что некому будет взять ее фронт работы по расчетному обслуживанию. На самом деле, с назначением еще в 2005 году менеджером по кассовому обслуживанию, ей понравилось работать по 5 дней с 9 до 6, и она просто не хотела уходить домой вместе с закрытием отделения. Я предлагал дать в УРП заявку на введение в штат одного ведущего специалиста, на что Федотова отвечала, что нам его все равно не дадут. При этом попыток запросить кадры даже не делалось. Воевали мы не только из-за принципа. Дело было в том, что если один из старших кассиров пропускал свою смену (из-за болезни, или по перепою – да мало ли причин), за него приходилось шарашить второму старшему кассиру, который работал и за себя, и за того парня, то есть практически 5 а то и 6 дней в неделю. Естественно, вырабатывался.
Конфликт по этому вопросу мог бы продолжаться бесконечно, если бы помощь не снизошла от руководства. Где-то в конце декабря 2006 пришла разнарядка из руководства филиала, согласно которой с нового 2007 года начинался контроль за тем, кто как выполняет свои функции. Кроме того, требовалось наличие одновременно на работе заведующего кассой и контролирующего работника. Если раньше подпись контролирующего работника была чисто номинальной и за контролирующего работника в параметрах отделения нередко прописывали сотрудника, который в тот день отсутствовал (он все равно подписывал, выходя в смену), то теперь требовалось его физическое наличие. Кроме того, заведующим кассами запретили быть контролирующими сотрудниками. Тут уж Егорова не смогла возразить. В свою очередь я предложил идею наличия расстановки трех старших сотрудников (завкассой и двух страшных кассиров), с тем, чтобы выполнять требования разнарядки и одновременно не допускать переработок. Существовало два варианта. Первый – когда присутствуют оба старших кассира, а завкассой отдыхает. Тогда один становится контролирующим, а второй – заведующим кассой. Второй вариант – отсутствует один из старших, но присутствует завкассой. Тогда он выполняет свой прямой функционал, а старший кассир является контролером. Даже для работы в выходные я изобрел схему – раз с наличностью работает одна касса, то зачем нужен дополнительно сотрудник, выполняющий функционал заведующего кассой? Кассовый сотрудник и сам может принять инкассацию и сам ее сдать. А старший кассир в этом случае будет контролирующим. Решение нашло поддержку в УКО, и по таким схемам мы отработали до ухода Копцева. Причем среди сотрудников вроде никто не выступал против. Таким образом, я убил двух зайцев – скинул с себя храник (потому что когда мы работали со вторым страшным кассиром Татаренковой (пришла в начале 2007 года вместо Абрамович, то как правило договаривались, чтобы она была завкассой, а я – контролирующим), и сумел мало-мальски разрулить конфликт функциональных обязанностей.

В этой главе я перечислю самые прикольные случай при работе с баблом, начиная с Полянки.
Случай первый: «Heavy-metal-выручка». Произошло это на Полянке, когда я работал в хранике. К нам пришел представитель организации и принес выручку. Сумма небольшая – всего 44000 рублей, но... пятирублевыми монетами! В количестве 8800 штук. Оказалось, что он сначала пришел в свое отделение, но там его послали к нам, сказав, что якобы у нас есть машинка для пересчета монет. Порывшись в хранилище, я действительно обнаружил, сей странный аппарат, но в состоянии, исключающем возможность его использования в работе. Пришлось кассиру пересчитывать мелочевку вручную по столбикам из 10 монет. Считала она ее часа три. По ее словам, после этого глаза у нее были стеклянными. Для доставки монет в хранилище мне пришлось вытащить оттуда инкассаторскую сумку, к этому времени кассир сумела рассортировать мелочь по 500 монет (как ей казалось) в полиэтиленовые пакеты. За три ходки я перенес бабло в хранилище. Поскольку дело шло уже к вечеру, у меня не было трех часов, чтобы проверить правильность сортировки монет, и я поверил на слово кассиру, что в каждом пакете по 500 монет. Упаковал три сумки по 15000 рублей каждая. Весили сумочки килограммов по 10 каждая. Поэтому когда приехала инкассация, из хранилища мы каждую сумку вытаскивали с охранником вдвоем. Если бы вы слышали, как матерились инкассаторы, увидев ЭТО. Дело шло к тому, что они не хотели их забирать, но у нас отделение без права хранения и это было невозможно.
Итог: после пересчета в одной сумке было обнаружено 40 рублей недостачи, во второй – 35 рублей излишка, в третьей – 15 рублей излишка. Что ж, честно заработали для банка 10 рублей на счет доходов. Аккурат после этого в тарифы по кассовому обслуживанию были внесены изменения, кои гласили, что теперь за сдачу в кассу банка монет в сумме более 200 рублей клиент должен заплатить комиссию в сумме 50% от сдаваемой суммы. Больше таких случаев не повторялось.
Случай 2: «Бабло перепутали». Произошло это 19 декабря 2005 года, в пятницу вечером. В тот день я работал до 6 часов. И вот в 8 часов, когда я уже был дома и попивал пиво с баварскими колбасками, мне звонит сутулая собака Абрамович и спрашивает, откуда у нее в хранилище лишних 50100 рублей листовым остатком. Сначала грешила на меня, говоря, что это я их в банкомат не доложил, и грозилась зачислить на счет доходов. Соответственно после бы возникла недостача банкомата при очередной балансировке.
Я сказал Абрамович, чтобы не делала этого, иначе я ее награжу орденом Сутулого во всю спину, а провела дополнительную проводку по разгрузке банкомата на эту сумму, а я в субботу прийду – разберусь. Я полагал, что при выгрузке денег из банкомата, я провел проводку на 50100 меньше, чем реально из него извлек. Сейчас главное было, чтобы выровнялась касса – дальше Чернов разберется. Хотя, освежая в памяти события дня, представляя в памяти данные счетчиков, на основании которых и составляются проводки, я не мог вспомнить, чтобы где-то фигурировала такая сумма. Короче, Абрамович ее списала с банкомата и касса у нее выровнялась.
Приехав в субботу, я первым делом решил снять показания счетчиков банкомата и пересчитать остаток денег в кассетах. Логика была такова – если я действительно ошибся при погрузке, то сумма остатка по данным счетчиков, сумма реального остатка и сумма по данным системы у меня бы не сошлись. В процессе этого, я вызвал наряд вневедомственной охраны, т.к., открывая сейф банкомата, забыл отключить сигнализацию. Менты приехали достаточно оперативно – через 20 минут после срабатывания. Будь это реальное нападение – нас бы всех уже положили, и вместе с ментами было бы впору вызывать бригаду судмедэкспертов и катафалк на 4 койко-места. К счастью, с ментами вопрос был быстро улажен и я приступил к первичному расследованию.
По его итогам остатки реальный и числящийся совпали. Значит, банкомат был разгружен и загружен правильно. Правда, это не решало вопроса, откуда взялись 50100 рублей. Дополнительную проводку, сделанную Абрамович, надо было сторнировать, но тогда бы у меня снова возник этот излишек. Проверил возможность задвоения проводок за пятницу – ничего. Проконсультировался у Егоровой – ничего. Решил подождать до понедельника и решить вопрос с Черновым.
В понедельник позвонил Чернову и изложил, что в отделении в пятницу возник излишек в крупной сумме, и мы не можем установить его причину. Пока он висит на счете банкомата, т.к. мы посчитали, что не доложили туда, а в субботу оказалось, что это не так. Чернов крайне удивился и попросил подождать минут 10, ничего не предпринимать, а он сам перезвонит. Ждем. Чернов перезванивает и сообщает потрясающую весть – это в кассе пересчета нам положили лишние 50000, а в сумку, ушедшую в Кантемировский их недоложили, в результате на кассира хранилища там повесили недостачу. Тут уже разбираемся с Абрамович – как это случилось, что мы проебали 50000? И она мне поведала потрясающую историю. Для того чтобы было понятнее, распишу, как нас с утра подкрепляют. Нам в утренней инкассации привозят купюры в четырех вакуумных упаковках. В первой – два корешка по 100000 рублей, во втором – полная пачка из пятихаток, в третьем – пять корешков по 10000 и пять корешков по 5000 рублей. В четвертом – три корешка десяток. В течение дня при необходимости мы выдаем кассиру деньги прямо по этим упаковкам, не вскрывая, а ориентируясь на надписи на накладках. И вот что произошло: Хвосту потребовалось 200000 рублей. Абрамович выдала ей вакуумную упаковку из тысячных купюр, на которой и было написано 200000. Буквально через несколько минут Хвост вернула в хранилище стопку из 50 тысячных купюр со словами «Мать, ты мне что даешь»? Абрамович по рассеянности своей положила их в сейф и про них забыла – они всплыли только к вечеру, когда собирали инкассацию. Таким образом, получилось, что в вакуумной упаковке между двумя корешками по 100000 рублей как-то оказался листовой остаток из 50 купюр. Причем пачка была так плотно запрессована, что на первый взгляд его было увидеть нельзя. А обнаружили его, когда Хвост вскрыла упаковку и эти 50000, не будучи перевязанными, поперек бандеролью, которой перевязывают полные корешки, просто рассыпались. Ну а что касается 100 рублей, то причину их возникновения мы не смогли установить и по указанию Чернова просто зачислили на счет доходов.
Но еще хлеще мы этот косяк исправляли. Поскольку Абрамович не обладает даром адекватно воспринимать окружающую действительность, а также не имеет возможности внятно объяснить суть проблемы руководству, то обычно с отделами и управлениями филиала общаюсь я. Я сидел наверху и держал в руках два телефона – по одному общался с Черновым, а по другому – давал Абрамович инструкции, что нужно делать в кассовом модуле для исправления. Подкрепление по описи в тот день составляло 1078866 рублей. Чернов сказал: сначала списывайте лишнюю сумму с банкомата, потом сторнируйте операцию на сумму подкрепления по описи и проводите заново на сумму 1128866 (плюс те самые 50000). Абрамович сторнировала, но новую операцию провела на сумму 1028866 (видимо не расслышала или не догнала). Чернов был в шоке («Что же вы делаете»?) Пришлось сторнировать операцию на 1028866 и проводить уже правильную. После чего Чернов нас осчастливил, сказав, что все неверные операции он удалит, сегодняшние операции перевалютирует на дату пятницы, а в кассовой книге за пятницу необходимо будет итоговые суммы привести в соответствие с данными системы. По-нашему – перепечатать в Word порядка 12 отчетных регистров. Это потом я изобрел способ переформирования кассовой отчетности прямо в кассовом модуле через старый добрый Norton Commander. Стоит сказать, что мы на исправления забили, и кассовая книга ушла в архив в непеределанном виде. Так что если будут проверять – говна не оберешься.
А теперь внимание: в день, когда обнаружился излишек, мы с Абрамович могли бы разбогатеть на 1,5 зарплаты каждый (по 25 тонн на рыло). Ей стоило только в тот же вечер пересчитать банкомат и убедиться, что он погружен правильно. Тогда не было бы необходимости поднимать хипеж, а можно было спокойно бабло заначить. Даже если бы по итогам расследования недостачи Кантемировского начали бы поднимать все подкрепления за этот день по всем отделениям, то концов бы найти уже не удалось – по нашей описи и по накладкам на пачках проходила та сумма, которую мы зачислили в самый первый раз. Итого, один из старших кассиров Кантемировского мог бы существенно поправить наше материальное положение. Но Абрамович не догнала, что надо было пересчитать банкомат. Что ж, как говорят умные люди «Человек – сам пиздец своего счастья».
Случай 3: «Оставление бабла в отделении». Произошло это уже почти под Новый 2007 год, 26 декабря. У нас на Новый год на дорогах Москвы традиция – постоянные пробки. А на Театральном проезде – вообще пожизненный болт. Соответственно вечерние маршруты инкассации задерживаются, причем очень существенно. И вот, собрал я деньги, упаковал в сумки и жду маршрут, кой должен вышеозначенное бабло вывезти, т.к. отделение без права хранения в нерабочее время. Обычное время явки маршрута – с 19:50 до 20:10. Сидим, ждем с охранником. Наступает 20:00 – никого. Охранник начинает нервничать (он по жизни нервничает, т.к. ему ехать домой в Мытищи). 20:20. Тут начинаю нервничать я. Звоню диспетчеру Инкахрана – то занято, то никого нет. 20:30. Охранник уже кроет матом все, что движется. 20:40. К этому благому начинанию присоединяюсь я. Особенно от меня достается Борщевой (коя утвердила столь жуткий график работы отделения). Попутно говорю, что если до 21:00 маршрут в отделение не явится, я отвалю домой. А как еще – охраннику на ценности плевать – свалит он домой – что я в отделении буду делать один на куче денег и без оружия, коли менты приезжают через 20 минут после тревоги. А бабло было серьезное – порядка 800000 в пересчете на рубли. 20:50. Маршрута по-прежнему нет. Я уже всерьез думаю об оставлении бабла.
И вот на часах пробило 21:00, кукушка гаркнула в трубу, и я решился. Со своей электронной почты направил Копцеву и в копии Начальнику ОККО Сергеевой сообщение, что по причине неявки инкассации я оставляю ценности в отделении и отваливаю домой. Затем запер сумки с баблом в бронированной кассе, поставил кассу на охрану, запер двери и с чистой совестью отвалил домой.
Наутро в филиале поднялся хай. В отделение позвонила начальник УКО Билялова и обложила всех хуями, причем больше всех досталось заведующей кассой Егоровой, которая, собственно, была не при чем. Срочно с выходного вызвали меня – мол, щас в отделении явится представитель отдела собственной безопасности и будет меня трахать. Я прибыл в отделение, изложил ситуацию Копцеву (как обычно в эпистолярном жанре). Полтора часа прождал безопасность, после чего мне это надоело и я, чувствуя, что был прав, сказал, что ждать у меня больше времени нет, если меня хотят поиметь, пусть согласовывают этот момент в мой рабочий день – это ведь не мне нужно, а им. Надо сказать, что безопасник так и не приехал.
Случай 4: «Самая тупая в истории недостача». Случилось это у Китайской разведчицы. Суть была в следующем: она видимо с утра не приняла стакан, и у нее весь день был включен тупой (как известно, стакан и тупой – суть две вещи несовместные – принимаешь стакан – и тупой выключается). С утра ей принесли 1000 евро на обмен, она вместо того, чтобы их купить, продала, но рубли выдала клиенту. В итоге – недостача по рублям и излишек по евро. Ну, слава богу – исправили.
Вечером тупой видимо вышел на максимальные обороты. Когда она принесла сдавать деньги, среди них было 200 швейцарских франков. Спрашиваю: «Откуда»? Она: «Обмен». Я начинаю их списывать и в экранной форме кассовой программы набираю буквенное обозначение валюты CHF. Набираю сумму 200, выбираю «Сбросить в хранилище», нажимаю Enter. В ответ сообщение: «У кассира недостаточно наличности в валюте CHF». Китайская разведчица смотрит на экран, потом глубокомысленно произносит: «А почему ты набираешь код CHF»? Я отвечаю, что, мол, такой буквенный код для швейцарских франков. Через несколько секунд вспоминаю, что у нее весь день включен тупой и спрашиваю: «А ты их КАК поменяла»? Она «Как GBP (то бишь английские фунты)». Я: «Еб твою мать, ты прикидываешь, на сколько ты попала»? Она: «На сколько»? Я предложил ей заняться занимательной арифметикой – сказал, что курс франка у нас примерно 21 рубль, а курс фунта – почти 52 рубля. Говорю: вычти из 52 21 и умножь на 200. Получилось примерно 5300 рублей. Тот немец, кому она меняла валюту видимо был очень обрадован, что у нас по курсу фунт приравнен к франку. Короче, повесили мы на нее это бабло, она тупого резко выключила и засела в кассу, схватившись за голову. Честно, у меня были реальные опасения, что она удавится или порежется. Поэтому пришлось периодически бегать и смотреть, чтобы этого не произошло. Попутно думал, что только очень тупой человек может перепутать франки с фунтами. Фунты печатаются как все нормальные деньги – горизонтально. На каждой банкноте с лицевой части – королева. А франки – единственная валюта, которая печатается вертикально и там только одни мужики.

Зарплата в Росбанке – кажется самая веселая история моей трудовой деятельности и трудовой деятельности всех сотрудников. Хотя бы потому, что ее исчисление только за время моей работы менялось пять раз и каждый раз – не в пользу ее получающих (не считая высшего руководства, конечно). Рассмотрим подробно всю ситуацию.
Начиная с ОВК, зарплата исчислялась следующим образом: в трудовом договоре была прописана долларовая почасовая оплата. К ней полагалась административная надбавка в размере 25%. Каждый сотрудник работал столько часов, сколько хотел. К последнему числу месяца подсчитывалось число часов по табелю, умножалось на сумму оклада и административной надбавки, далее все это пересчитывалось в рубли по внутреннему курсу 30,95 рублей за доллар, и с полученной суммы удерживался подоходный налог. Таким образом, система оплаты труда в ОВК была единственной, которая не доставляла работнику сюрпризов в день выплаты – ты еще до начала месяца мог запланировать, сколько ты хотел получить и исходя из этого, согласовать себе необходимое число часов в графике. Помимо этого, существовало три категории кассиров (6,5 и 4) и три категории страшных кассиров (3,2 и 1). Начиная с низшей ступени долларовые ставки (вместе с надбавкой, потому что ее обычно не отнимали) возрастали так: 1,5; 1,7; 2; 2,5; 3; 4 доллара в час. Сдав удачно свой квалификационный экзамен кассира, я получил четвертую категорию, минуя пятую, таким образом, начав с 1,5 доллара в сентябре, к декабрю месяцу я уже имел 2 бакса.
Но вот в октябре 2004 года явился злостный Росбанк и началась херня. Всем кассирам при переводе установили рублевый оклад в 4000 рублей (кредитным экспертам – 1600 рублей). При этом формально зарплата считалась так же, как в ОВК – по долларовой часовой ставке. Но все, что набегало выше 4000 рублей, считалось премией, которую, как известно, работодатель в полном праве не платить. Итак, 25 числа нам выплачивался аванс – 40% от оклада (1600 кассирам, 640 – кредитчикам). 30 числа выплачивалась остальная часть оклада (2400 и 960 соответственно). И лишь 10 числа следующего месяца выплачивалась та самая часть, которая набегала сверх оклада. То есть, денег, как таковых, видно не было. Некоторые смекнули, к чему все катится, и вовремя убрались. Когда началась первая волна увольнений, руководство Департамента персонала Росбанка забеспокоилось и разослало по местам записку, в которой та самая часть зарплаты свыше оклада была обозвана «гарантированной надбавкой» и клятвенно заверялось, что ее лишать не будут. Надо сказать, что месяцев четыре или пять ее действительно не снимали. А также отменили выплату части оклада в последний день месяца – теперь все сверх аванса выплачивалось 10-го числа.
В середине декабря пришла новая разнарядка из Департамента. Теперь каждому кассиру устанавливался долларовый доход (не путать с окладом – он по-прежнему составлял 4000 рублей). Этот доход умножался на фактически отработанное количество часов, затем делился на нормативное количество часов в месяце (из расчета 8 часов в день пять дней в неделю). Полученная сумма пересчитывалась в рубли по курсу 30 рублей (95 копеек к тому времени уже зажали). Таким образом, зарплата была тем выше, чем больше нигер вкалывал, и чем меньше было официальное количество рабочих дней в месяце. Идеальный вариант был в январе – официальных рабочих дней было наименьшее количество, а поскольку часть праздников приходилось работать, то получалось очень хорошее отношение отработанных часов к нормативным. Подобным хорошим месяцем был май. Все сразу кинулись работать больше часов.
Спустя пару месяцев, руководство посчитало, что по такой схеме сотрудники-«трудоголики» будут получать слишком много зарплаты (хотя у меня при доходе в 340 баксов даже в январе получилось чистыми немногим более 14000 рублей). И запретило переработки более чем в 16 часов свыше нормативных часов. Вернее, не запретило, а просто отказалось их оплачивать, даже если бы они и возникали.
Но настоящая задница началась в октябре 2005 года, когда я уже был старшим кассиром в Театральном. Как раз тогда власть в филиале взяла группировка «головняковских». В октябре ушел второй по счету директор филиала Першин и исполняющим обязанности был назначен первый заместитель Гуляев. А в декабре на должность директора нарисовался «сибирский валенок» Ведерников. Короче, в октябре 2005 года зарплату разделили аж на 4 составляющих! Первая часть – это рублевый оклад (у старших – 9000 рублей). Вернее, его часть, которая соответствовала отношению фактически отработанных дней к нормативному. Вторая составляющая – это административная премия (30% от полного оклада). Третья часть – за переработку, рассчитывалась, как оклад, умноженный на количество часов сверх нормы (напоминаю, максимум – 16 часов) и деленный на нормативное количество часов. И четвертая часть – премия по результатам работы, составляла разницу между пересчитанным в рубли доходом и суммой трех предыдущих составляющих. По отношению к общему доходу, она составляла около 30%. И если первые три части были более-менее постоянными величинами, то четвертая часть платилась полностью только в случае, если отделение на 100% выполняло поставленный план по росту бизнеса. Теоретически, при перевыполнении плана, можно было получить соответственное увеличение этой четвертой части. В теории – исполнялась идея директора Департамента региональной сети Илишкина: «Часть зарплаты должна быть переменной, чтобы мотивировать сотрудника к достижению более высоких результатов. Если сотрудник не выполняет план, он получает меньше. Если перевыполняет - больше». В принципе – идея разумная, но в Росбанке всегда все делалось через задницу – и с поправкой на методы реализации идеи структурами МФ получилось третирование сотрудников и узаконенный грабеж. На практике все обстояло более прозаично: планы по отделениям спускала заместитель директора безумная тетка Борщева. Которая ко всему прочему ведала и расходами и в этой ипостаси отнюдь не была заинтересована в том, чтобы работники получали много. Соответственно, планы по отделениям рассылались заведомо невыполнимые. О выполнении планов могли рапортовать только отделения, перешедшие из ГО – они всегда имели мощную клиентскую базу из сотрудников «Интерроса» и подконтрольных ему организаций. А откуда подобная по масштабам клиентская база могла взяться в ОВК, который всю свою историю предпочитал работать «по мизеру»? Но это руководству было как-то по барабану, и нас зачесали под одну гребенку с «головняковскими» отделениями. Началось повальное лишение зарплаты. Которое, правда, не касалось управляющих, их заместителей и работников Центрального аппарата МФ. Кредитчиков дополнительно лишали зарплаты за то, что клиенты, которым они оформляли кредиты, вовремя по ним не платили. Одновременно с этим, на нас снизошла вторая благодать от руководства – решением Ведерникова был перекрыт последний кран, из которого могли на нас пролиться дополнительные деньги – был введен мораторий на повышение долларовых доходов «до лучших времен». Таким образом, даже те управляющие, которые относились к своим сотрудникам с пониманием и готовы были пойти на повышение им зарплаты (хоть таких управляющих было абсолютное меньшинство), не могли этого сделать.
Дело, однако, этим не ограничивалось. Кадровыми вопросами в филиале заведовала все та же Борщева (по отделениям уже давно ходили слухи, что она не вполне нормальная психически). Начальник отдела персонала Климов в действительности ничего не решал. Так вот с ее подачи, сотрудникам подразделений Аппарата возбранялось давать сотрудникам отделений информацию о выполнении планового задания (таким образом, рассчитать ту саму четвертую составляющую зарплаты до ее фактического получения было невозможно). Информация эта доводилась только до управляющих, которые, понятно, не были настроены делиться ей с «простыми смертными» вроде кассиров, кредитных экспертов. Таким образом, в день выплаты зарплаты очень многие были очень сильно удивлены ее размером. Эту инфу можно было узнать только неофициально, так сказать, по-дружески. В свою очередь, управляющий мог запросить указанную информацию у той же Борщевой. С сотрудниками рангом пониже она категорически не общалась: жираф – он же большой... Причем это доходило до комиксов. Когда эту информацию у нее по электронной почте попыталась узнать наша зам. управляющего Мартова, которая была настроена поделиться ею с нами, Борщева фактически ее послала, спросив: «А Вы кто такая»? На том разговор и завершился.
Более того, проблемы возникали и с выплатой третьей составляющей – за переработки часов. Дело в том, что для оплаты переработок руководителю подразделения (управляющему то бишь) требовалось сочинить служебную записку о том, что у сотрудника возникла переработка, указать основания ее возникновения и направить ее в отдел персонала. Так вот, выплата этой части зависела от расторопности управляющего отделением, который мог просто забыть подписать и направить данную служебку, а кроме того, в отделе персонала эти служебки имели очень частое свойство теряться. В результате, оплаты переработок некоторые сотрудники ждали 1-2 месяца, а некоторые – вообще не получали.
Все эти меры привели к тому, что Московский филиал стало можно представлять как гроб, в крышку которого руководство филиала само же усердно начало вбивать гвозди. Трудно подсчитать, сколько сотрудников свалило из МФ, пока продолжалась вся эта история. Отваливали сотрудники, работавшие еще со времен СБС и имеющие колоссальный опыт: менеджеры и даже некоторые замы и управляющие. Средний командный состав в отделениях сменился практически полностью. Как правило, уходящие сотрудники забирали с собой своих клиентов. На место ушедших срочно приходилось назначать новых сотрудников, не имеющих столь обширной практики, в результате – неуклонное падение сервиса, качества работы и снова отток клиентов. Московский филиал медленно, но неотвратимо сползал в болото. Но руководство это не признавало и на это внимания не обращало – оно сидело наверху и считало, что в болото свалится в любом случае, в самую последнюю очередь. В довершение всего началось закрытие отделений под предлогом сокращения расходов на зарплату. ИМХО: самым разумным вариантом со стороны руководства было бы начать с сокращения собственной (необоснованно высокой) зарплаты, но на это Ведерников пойти не мог – в противном случае его бы собственные заместители «заказали». Из закрытых отделений сотрудники фактически выбрасывались на улицу. А клиентская база передавалась в еще живущие. Таким образом – существенное расширение фронта работы без дополнительных штатных единиц и без повышения зарплаты. Нам передали дополнительно дела из закрытого отделения с Лубянки – фронт работы возрос более чем вдвое, при этом ни души в помощь нам не выделили.
К концу апреля ситуация дошла до критической точки. Увольнения прошли даже по вполне благополучным головняковским отделениям. И тут, вероятно осознав, что пиздец уже близко, Ведерников решил пообщаться с народом относительно своих планов. Для сих целей арендовали Московский дворец молодежи и в воскресенье нас всех в добровольно-принудительном порядке пригласили на встречу царя с народом. Зал был заполнен до отказа, видимо, несмотря на выходной, всем было интересно хотя бы увидеть Ведерникова. И вот на сцену вышел ОН. Одетый, как форменный панк (этим внешний вид - пох...) – джинсы и тяжелый вельветовый пиджак советского покроя. Не хватало только ирокеза густого зеленого цвета, зачесанного соплями. По его лицу было понятно, что он ненормальный. Начались овации. Он посмотрел в зал и говорит: «Я вообще-то конферансье». Зал затих. Он повторно оглядел зал и спросил: «Вы не знаете, какой идиот нас собрал тут в наш выходной день»? Потом помолчал и добавил: «Это я вас тут собрал. Имею честь представиться – директор МФ Александр Ведерников». И начал рассказывать про свою миссию. Про то, что теперь в отделениях будет упорядочена штатная расстановка и сотрудники, которые по своей должности в одном отделении выполняли такую-то работу, должны выполнять ту же самую работу и в остальных отделениях. Ну, это действительно уже давно пора было сделать. Текущую ситуацию в отделениях вполне отражала сказанная им фраза «В одном отделении должность называется «уборщица», а в другом - «менеджер по работе со шваброй». Еще он поведал, что все те полгода, когда он возглавлял МФ, нас преследовали чудовищные перекосы. Ну, они собственно, нас преследовали еще и при Головине, и при Першине. И продолжали преследовать и в момент встречи.
Вторым делом, он рассказал, что необходимо интенсифицировать продажи продуктов. И тут началось то, что и должно было начаться. С мест посыпались претензии, что при существующих ставках по вкладам, мотивировать людей к тому, чтобы они нам несли деньги невозможно. В ответ было сказано – банку не нужны дорогие пассивы. В целом верно – для формирования ресурсной базы дешевле будет привлечь межбанковский синдицированный кредит на рынке «евродоллар» под 2-3%, нежели вклад физика под 8%. Чем уже достаточно долго Росбанк и занимался. Но тогда объясните, какого черта банк постоянно повышает плановые задания по вкладам, и сам же делает так, чтобы народ эти вклады забирал, не говоря уже об открытии новых??? Ведерников нас настроил на то, что мы не должны быть просто работниками, а все мы должны быть продавцами. Вернее, при сложившемся уровне процентных ставок – толкачами. То есть, по его мнению, работа с клиентом должна была сводиться к тому, чтобы сотрудник тупо улыбался клиенту и говорил «Вот, в N-ском банке ставки 10%, а вы откройте у нас под 8%, потому что у нас банк надежный и крупный». Идея «брать финансовой мощью и надежностью, а не доходностью» принадлежала еще одному имбецилу из головы – директору Департамента розничного бизнеса Юрьеву. Когда в одном из номеров корпоративного журнала опубликовали его фото, сразу было видно, что он сбежал из психушки. Про финансовую мощь, конечно, спорить станет мало народу – банк действительно крупный, но вот про надежность... Знающие люди наверняка были в курсах, что предшественники современного Росбанка - «ОНЭКСИМ» и «СБС-Агро» во время дефолта 1998 года обанкротились практически самые первые.
Не умолчал Ведерников и о зарплате. Схема ее начисления в очередной раз поменялась, правда в последний. И только для обычных кассиров (старших не касалось) и для кредитных экспертов. Суть: теперь кассиру устанавливался фиксированный доход в 15000 рублей за вычетом подоходного налога. А остальную часть кассир мог заработать по своему желанию, т.к. теперь было принято решение платить дополнительное бабло за количество операций и за объем привлеченных средств. Правда методика пересчета количества операций в деньги была разработана такая мудреная, что мы всем отделением не разобрались в ней даже с бутылкой. Количество привлеченных средств также постоянно занижалось при подсчетах зарплаты. Кроме того, прошло еще время, пока была отработана схема реализации этой идеи и зарплата стала более-менее стабильной. Старшим же кассирам и прочим сотрудникам вернули схему начисления зарплаты «по часам», как она была отработана в декабре 2004 года. Кроме того, я получил небольшое повышение зарплаты до 22500 рублей грязными. Планово-зависимая зарплата осталась только для управляющих и их заместителей. Впрочем, при их уровне зарплаты, лишение части не особенно сильно ударило бы по их кошелькам, вернее, карточкам.

История эта началась с переходом моим в дополнительный офис «Театральный» (тогда еще просто 9718) в ранге старшего кассира. Закончилась она только с моим увольнением. Немалую роль в истории с переписками сыграло то, что я имел профильное образование и посему неплохо разбирался в банковском деле вообще, и в банковском бухучете в частности. Контакты начались с уровня начальников отделов и завершились на уровне директора филиала и главного бухгалтера.
Мой первый опыт общения с начальством пришелся на октябрь 2005 года. Тогда я заметил неточность в документальном оформлении операции по приему платежей в пользу КБ «Ренессанс капитал». Суть: в приходном ордере по операции отражался неверный кассовый символ. На этот счет я написал начальнику отдела операционной поддержки Сергею Минюшину и изложил, как, на мой взгляд, операция должна проводиться. В этом отношении я был первый, кто поставил под сомнение правильность автоматического проведения операций – у прочих сотрудников видимо не было необходимых знаний по этому вопросу. Написал порядка полстраницы, отправил и сел ждать ответа.
Как это ни странно, Минюшин с моей версией полностью согласился. Но чтобы не подставляться самому, предложил дополнительно запросить информацию у бухгалтерии. Кроме того, направил свой ответ в копии начальнику отдела сопровождения кассовых операций Галине Гринкевич и руководителю группы этого отдела Надежде Сергеевой Они впоследствии, до конца моей работы в филиале стали моими постоянными корреспондентами по вопросам «косячных операций» и арбитрами в споре с руководством моего отделения по вопросам операционно-кассовой работы. Гринкевич переслала мне записку с предложением изложить все обнаруженные косяки для принятия соответствующих мер. Что я и сделал, уложившись примерно в три листа текста.
Гринкевич со мной также во всем согласилась (редкий случай – два начальника отдела соглашаются со страшным кассиром), но потом знающие люди дали понять, что даже те ошибки, которые серьезно нарушают действующие документы ЦБ, не будут устранены столь скоро, как этого было бы надо. Причина – крайняя нерасторопность подразделений, сопровождающих БИС и крайне сложная ее структура, требующая переработки многих модулей для внесения одного несложного изменения.
Итого, до мая месяца по различным вопросам я замучил писульками Гринкевич, Сергееву, руководителя ревизионной группы Оксану Соколову, руководителя группы контроля баланса Екатерину Чибисову. Но в мае произошло то, после чего я стал известен на весь филиал. После собрания в МДМ, я решился послать Ведерникову свои соображения по ведению бизнеса и внедрении новых технологий в операции. Уложился в три страницы текста и со своего электронного адреса отправил Ведерникову. Хотя обычно в таких случаях свои предложения надо было отправить хотя бы на согласование управляющему. Но я боялся за копирайт – как идеи высказывать – так старший кассир Акимкин, а как премию за год получать - так управляющий Цырульников. Короче, боялся, что управляющий просто присвоит себе копирайт и отправит мои мысли сам – типа это он такой умный. Действительно, двумя месяцами раньше все управляющие получили по одной зарплате (порядка 70-80 тысяч рублей) в качестве годовой премии, а все нижестоящие сотрудники не получили ни шиша – хотя вопрос о том, кто в отделениях выполняет всю работу, думаю поднимать не надо...
Не знаю, может, Ведерников и отнесся к моей затее с пониманием (во всяком случае, он не послал меня в ответ матом, что, по его собственному признанию одному из номеров корпоративного журнала, было для него характерно). И я полагаю, что часть предложений даже была принята (восстановили прием платежей на сотовые через банкоматы, подняли тарифы по операциям с населением, кои не менялись еще с ОВК). Но я по своей недальновидности послал предложения в копии безумной тетке Борщевой. Которая в силу своего безумства, разумеется, не могла понять, как я нарушил субординацию и не согласовал вопрос с управляющим и профильными подразделениями. И благодаря ей, моя известность в филиале приобрела негативные очертания.
Не обошел я вниманием и бухгалтерию – в конце лета я направил Главному бухгалтеру Добарину самый невинный вопрос – как правильно учитывать карточки и их пересылку между отделениями. Высказал мысль, что текущий учет еще со времен ОВК ведется неверно и надо его унифицировать с существующим учетом пересылки наличных денег между отделениями и центральной кассой (ценности – они и в Африке ценности, надо их учитывать по одним технологиям с наличностью). В ответ Добарин прислал мне тираду на полторы страницы, коя начиналась следующим образом: «Михаил Сергеевич, для начала не пробовали этот вопрос уточнить у своего непосредственного руководителя – начальника операционного отдела»? Просто он был не в курсе, что наш начальник ОПЕРО (как, впрочем, не сомневаюсь, и начальники ОПЕРО любого другого допофиса) не разбиралась в бухучете в таких подробностях. Если быть несколько нескромным, банковский бухучет в отделении на уровне выше, чем предполагает работа по должности, знал только я. Но самое интересное, Добарин мне все разъяснил и сказал, что в скором времени выйдет записка по поводу сего вопроса. Свершилось – я подтолкнул бухгалтерию выпустить записку, которую мы ждали уже с момента объединения с ОВК.
А звонил я по различным отделам так часто, что мне требовалось назвать только допофис и все сразу понимали, кто звонит, и что сейчас будет высказана очередная гениальная мысля.
Последний крупный звонок был сделан незадолго до моего увольнения. Вернее, я не предполагал, что он будет таким крупным. Звонил я вообще-то достаточно стандартному сотруднику – главному специалисту ОПЕРУ Елене Ласточкиной с достаточно стандартным вопросом – какой символ применить по одной очень редкой операции. Ласточкина мне на вопрос ответить не смогла и переключила на специалиста бухгалтерии Максима Никитова, который, вообще-то занимался налогообложением основной деятельности и никакого отношения к символам не имел. Никитов не снял трубку (дело было в шесть вечера) и звонок вернулся к Ласточкиной, которая меня переключила на Чибисову. Чибисова, к слову, занималась контролем баланса и также не имела понятия про символы. Звонок снова вернулся к Ласточкиной, которая, за каким-то чертом переключила меня на заместителя главного бухгалтера Шехобалову. Коя, тоже мне ответить на поставленный вопрос не смогла (а еще замглавбуха называется) и перевела уже вторично на Никитова, на чем звонок сорвался.
А наутро следующего дня сработал «испорченный телефон» и по всему филиалу разнеслась весть о том, что за каким-то чертом страшный кассир Акимкин звонил главному бухгалтеру Добарину.

Эта история официально началась примерно в марте 2006 года. Но неформально – сразу после слияния ОВК и Роса. Тогда руководство основного акционера банка «Интерроса» приняло стратегическое решение начать по частям продавать банк французскому банковскому монстру Societe Generale. Который к слову до этого уже успел подмять под себя «отщепенцев» - банк «Столичное кредитное товарищество», отколовшееся от ОВК в период объединения с «Росбанком». Здесь «Интеррос» действовал в полном соответствии с логикой кота Матроскина: купил что-то ненужное, затем продал что-то ненужное и получил навар. «Интеррос» окончательно понял, что объединенный банк ему не нужен, что желудок «Роса» просто не сможет переварить такую кашу, как группа ОВК. Ну а чтобы оправдать затраченные на покупку ОВК 200 миллионов гринов, необходимо было толкнуть Рос как можно дороже. В связи с этим объявили программу «РоСС» (Рост стоимости сети) и провозгласили курс на оптимизацию обслуживания клиентов – если придут французы в отделение – у нас все чин-чинарем, все ладно, все клиенты довольны.
Провозгласив курс на оптимизацию, руководство банка обратилось за помощью к всемирно известным разводящим в этой области – заморской компании «McKinsey». Эти разводящие уже опутали своей шпионской вражеской сетью все банки-конкуренты, которые примерно в то ж время начали оптимизировать розницу. Московский филиал был отдан на растерзание Маккинзи целиком и полностью.
Америкосы начали с того, что подбросили Департаменту региональных сетей идею одеть всех сотрудников фронт-офиса (отделений то бишь) в униформу. Департамент с широкой улыбающейся мордой идею незамедлительно принял, как божий глас. В августе 2005 года форма была разослана по отделениям. Представляла она из себя три темно-синих синтетических рубашки и «стильный оранжевый галстук» (для девушек – оранжевый платок). Наверное, идею подхватили у хохлов, где за год до этого произошла «оранжевая революция». Рубашки были сшиты из столь жуткого материала (полиэстера в нашем случае), что, надев ее, через полчаса сотрудник становился мокрым как мышь (расстегивать на одну пуговицу воротник, чтобы отдышаться, было запрещено). Да еще и эта оранжевая удавка на шее. Короче, выглядели, как попугаи, причем потные попугаи. Самое интересное – что сотрудник эту форму у банка покупал. За символическую сумму в 2400 рублей за комплект. Притом, что на Черкизовской барахолке аналогичному по расцветке комплекту чурбаны устанавливали красную цену в 500 рублей. Значок Росбанка прилагался бесплатно как бонус. Для оплаты разрешали рассрочку равными частями на три месяца. Дело, однако, этим не ограничивалось. Срок ношения формы был установлен в 6 месяцев, по истечении которых сотрудник покупал у банка новый комплект.
Идея с формой настолько выбесила практически всех фронт-офисных сотрудников, что в отдельных отделениях они просто отказывались ее носить. Причем всех бесила не сама идея формы, а идея ее оплаты, причем по таким грабительским расценкам. Со мной история вышла вообще фантастическая. Когда в 9700 прибыла форма, мы ее получили. Для того, чтобы с нас стали списывать оплату, требовалось подписать акт приема-передачи и заявление на имя директора филиала с просьбой списывать сумму формы с зарплатного счета. Заявления мы все написали, но по указанию зам. управлющего Першиной мы не указали дату заполнения и номера своих зарплатных счетов. Першина все наши заявления сложила к себе в стол, обещав вернуться к рассмотрению вопроса позже. Но прошло три недели – и я свалил в 9718, забрав с собой эту форму. Когда через некоторое время форму привезли и туда, я сказал, что форму уже получил в 9700, и далее меня с этим вопросом в 9718 не доставали. Что же касается 9700, то там либо очередной косяк произошел, но руководство отделения, вероятно, забыло, что я получал форму, и с меня так и не списали бабло. Хотя когда я мониторил движение по зарплатным счетам сотрудников, у всех, кто остался работать в 9700, исправно списывалось по 800 рублей в месяц.
После многократных негативных высказываний о форме, руководство в конце 2006 года приняло решение стиль несколько изменить. Теперь полагалась светло-синяя рубашка с вышитым на кармане логотипом банка (который, впрочем, оказался не вышитым, а клееным и отваливался после второй стирки). К рубашке полагался темно-синий галстук. Сами рубашки уже были сшиты из более божеского материала. Цена также упала до 1800 рублей за комплект, а срок ношения – увеличен до года. Но новую форму выдали только тем, кто вообще не имел формы. Тем же, кто получил ее в первый прием, указали на необходимость ношения старой. Таким образом, по цвету формы сотрудников поделили на дедушек и духов. Дедушки носили темно-синие рубашки, а духи – светло-синие. Не правда ли, напоминает сюжет советской комедии «Кин-дза-дза». Там, если помните, существовала подобная градация социального статуса по цвету штанов, а самыми престижными были штаны малинового цвета (и вторично – аналогия с малиновым пиджаком у новых русских).
Забегая вперед, скажу, что информация о получении мной старой формы так и потерялась где-то на Полянке. В обходном листе при увольнении управляющая указала, что я не получал форму (она и не знала, что у меня все же была форма старого образца). При подписании она имела в виду, что я не получал новую форму. Соответственно, это означало, что я не должен банку денег. Когда я подписывал обходной лист в бухгалтерии, там этой информации тоже не оказалось – спасибо Першиной. Короче, я прибарахлился за счет банка. Правда, через полгода после получения, рубашки пришлось выбросить, потому что полиэстер от стирок пришел в полную негодность.
А теперь, собственно, об оптимизации бизнес-процессов. Эта кампания началась в марте 2006 года. Решением Ведерникова была создана «Рабочая группа проекта РоСС». Которая, совместно с Маккинзи начала вырабатывать различные идеи по оптимизации бизнеса. Тогда, опять же по предложению Маккинзи, было принято решение оценить время обслуживания клиентов по типовым операциям с точностью до секунды. Для этого нам по отделениям разослали специальные таблицы с требованием заполнить, но… Таблицы были составлены исходя из той технологии проведения операций, которая существовала в Росе до объединения и как она была поставлена в АБС «Кворум». То есть, с учетом наличия контролирующего работника и с учетом раздельного существования бухгалтерских и кассовых работников. Технология же проведения операций в ОВК на базе ИТ-платформы Equation в корне отличалась от «Кворума» хотя бы тем, что у нас кассовый и бухгалтерский работник были совмещены в одном лице, и между ними не существовало промежуточного звена в виде контролирующего работника. Соответственно, указанные в таблице этапы проведения операций пришлось сперва переделать под нашу технологию. Далее, сущность оценки состояла в том, чтобы взять секундомер, встать за спиной у кассира и засекать время, которое потом вписывать в таблицу. Я, конечно же, счел эту идею руководства очередным заскоком и забил на ее выполнение. А в таблицу вписал цифры от балды и так и отправил в аппарат.
Через некоторое время от руководства пришла новая разнарядка (и опять генераторами идеи выступили Маккинзи). Суть была в следующем – научиться продавать услуги пакетами. То есть, если человеку нужна некоторая сумма денег и он приходит отзывать часть вклада, предлагать ему вместо этого оформить кредит. Стало понятно, что у руководства клинический случай и медицина тут уже бессильна. На выполнение этого заскока мы, конечно же, тоже забили. А для руководства отчитывались тем, что идея не находит поддержки в клиентских массах.
В октябре 2006 года в филиале было введено раздельное обслуживание – бухгалтерского и кассового работников частично разделили. Часть операций выполнялась в одну руку, а часть – в две. В одну руку выполнялись операции обмена валюты, внесений и снятий со счетов при наличии пластика, а также договорные и прочие платежи. В две руки выполнялись все операции с организациями, все операции по внутренним счетам, а также внесение и снятие при отсутствии пластика. Вместо оптимизации обслуживания получилась антиоптимизация. Если раньше клиент стоял в очередь в одно окно, а все окна могли одинаково раскидывать очередь, то теперь под бухгалтера пришлось выделить одно посадочное место. Таким образом, на одну кассу в отделении стало меньше, а клиенту по ряду операций пришлось выстаивать последовательно очередь сначала к операционисту, а потом к кассиру. Самое интересное было со вкладами. Ведь там сначала заводятся параметры вклада, затем вносятся деньги и только потом возможно распечатать документы по вкладам. Отсюда вывод – сначала клиент отстаивал очередь к операционисту, который забивал в систему параметры. Затем с приходником шел к кассиру и, отстояв вторую очередь, вносил деньги. После чего опять возвращался к операционисту (при этом, как правило, отстаивал третью очередь) за распечатанным и подписанным договором. Мне было жаль клиентов, особенно тех, кто проходил через это ради каких-то там 10-20 тысяч рублей. Также было понятно, что нормальный клиент через все это проходить вряд ли захочет, и мы этих самых нормальных клиентов с нормальными суммами просто не получим. А моя наблюдательность позволила мне заметить, что, внедрив технологию раздельного обслуживания, руководство не заблокировало в системе возможность проведения операций в прежнем режиме с совмещенным оформлением. Поэтому мы с кассирами посовещались и в нарушение данной методики в экстренных случаях просто проводили операцию в одну руку. Пользовались тем, что по банковской системе разницы в отражении операций при различных способах проведения видно не было. То есть, при просмотре движения по счету, невозможно было установить, была ли операция проведена в одну или в две руки. Это можно было выяснить, только просмотрев первичный документ (при двух способах проведения операций его оформление отличается парой-тройкой деталей). Но я также знал, что контрольным подразделениям филиала работы хватает и без того, чтобы анализировать все реквизиты первичного документа – даже кассовая ревизия проверяла только наличие ордеров в документах дня, не вдаваясь в дебри.

Короче, единственным плюсом от оптимизации явилось то, что внедрили процесс печати первичных документов на трехслойной самокопирующейся бумаге. Теперь для печати трех экземпляров документа требовалось использовать один трехслойник вместо трех логотипов. Что несколько сократило время оформления операции.
В декабре 2006 года к нам пожаловала комиссия из головы с целью проверить, как проходит оптимизация. Надо сказать, что все члены комиссии были из бывших сотрудников МФ. В составе: бывший «точечный» крэкс, а затем крэкс 9713 Юля Загичко (она инспектировала выдачу кредитов), бывший кассир 9721 Сергей Благодатский (он инспектировал операционную деятельность) и несколько человек из их отдела, а также один из ревизионных сотрудников ЦТУ Владимир Карандашов. В поддержку им были выделены сотрудники нашего отдела поддержки ВСП. В наш допофис заслали главного специалиста Елену Ласточкину, которая меня уже знала, по моим «косячным перепискам». И тут не обошлось без веселенького. Мне рассказала Наталья Егорова, что когда она стала показывать Ласточкиной, что у нас, где и почем, среди всего прочего она указала на нашу комнату старших кассиров и сказала дословно следующее: «А вот тут у нас сидит господин Акимкин». Реакция Ласточкиной (со слов Егоровой) была следующей – она схватилась за голову и произнесла: «Господин Акимкин? О, боже, господин Акимкин!»
В ходе проверки Ласточкина зашла в комнату, где я в тот момент разбирал выписку по организациям. Было порядка 12 часов и Ласточкина, как бывший менеджер по РО мне сказала, что вроде бы выписка должна быть разложена по клиентам к 10 часам утра. Ну я, как и положено профессору банковского дела, устроил дискуссию, в ходе которой доказал Ласточкиной, что она не права. Потому что внутреннего документа, где было бы указано время разбора выписки, не существует, а в части третьей 205-го Положения ЦБ (которое при отсутствии нашего документа считается для нас руководящим) сказано, что выписки клиентам формируются не позднее следующего дня после совершения операции. А значит, я буду не прав только в том случае, если не разберу выписку до 23:59:59. Пришлось даже открыть 205-й талмуд и найти Ласточкиной этот пункт. Ласточкина сдалась. Короче, я лишний раз показал, что по некоторым вопросам со мной спорить просто бесполезно – я достаточно силен в такой области, как казуистика.
В остальном комиссия к нам особо не цеплялась. Как Юля инспектировала кредиты, я не в курсах, но при инспектировании Сергеем кассы я опять показал свои высокие знания, пользуясь тем, что я работал в кассовой области дольше него и знал нашу банковскую систему лучше. Ситуация тут была в следующем: когда в связи с оптимизацией бизнеса переработали кассовый модуль, то из всех пунктов главного меню взяли по две-три операции и поместили их во вновь созданный единый пункт. При этом, не удалив старые. Когда возникла необходимость оформить Интернет-банк, то мы в очередной раз вступили с Сергеем в полемику. Он мне пытался доказать, что надо использовать новый пункт меню. Я возражал, что можно пользоваться и старым, но он не соглашался, причем в обоснование своего несогласия доводов привести не мог. Словом, спор шел о том, с какого конца разбивать яйцо. В конце концов, я сумел убедить оппонента, что оба варианта одинаково верны.
Рассказ об оптимизации будет неполным, если я не упомяну о карикатуре, которую я нарисовал на Ведерникова. На собрании в МДМ он сказал, что каждый сотрудник-продавец должен в конце рабочего дня задавать себе вопрос не «Сколько я получу зарплаты?», а «Сколько я продал сегодня?» Даже кружки сувенирные всем задарил с этим гарным лозунгом. Так вот я решил обставить это дело в юморе. Нашел в интернете фотографию Ведерникова, причем не где-нибудь, а на сайте Иркутского регионального отделения партии «Единая Россия». Затем нашел советский постер времен то ли гражданской, то ли советско-польской войны, на котором был изображен красноармеец, указывающий пальцем в сторону смотрящего на плакат. Внизу была надпись: «Ты записался добровольцем?» Оставалось только при помощи Adobe Photoshop объединить лицо Ведерникова с туловищем красноармейца и слегка изменить надпись. В итоге получился портрет следующего содержания: на постере Ведерников в форме красноармейца показывает пальцем в сторону зрителя и вопрошает: «Сколько ты продал сегодня?» Когда я показал эту фотку Копцеву, он долго смеялся и высказал мысль, что видимо с Ведерниковым я на очень короткой ноге, раз позволяю себе рисовать такие карикатуры. В свою очередь, насчет этой картинки у меня было две мысли: первая – послать ее Ведерникову на день рождения по электронке, а вторая – разослать всем заместителям управляющих, чтобы они повесили эти фотки над своими столами, чтобы портрет Ведерникова служил им постоянным напоминанием, т.к. именно они были ответственны за продажи. Ни одну из этих идей я в жизнь не провел. Но когда однажды я в дружеской беседе спросил Юлю Загичко, хочет ли она посмотреть, как я постебался над Ведром, она написала мне свой электронный адрес, на который я и скинул ей карикатуру. С уговором, что дальше нее это не выйдет. Но вот уж не знаю, кому она эту фотку послала дальше, но в мае 2007 практически перед увольнением я обнаружил копию этой фотки у нашего менеджера ОРЧК Наташи Сидоровой, которая перевелась из 9750. Она сказала мне, что помимо нее эту фотку видели уже многие, все оценивали народное творчество на пять баллов и очень хотели знать имя художника. И она долго не могла поверить, что автором постера был я.

История эта началась в декабре 2005 года. В конце декабря к нам в отделение прислали акт пересчета нашей сданной сумки с наличностью, с пометкой, что обнаружена сомнительная купюра в 1000 рублей. Формулировка «сомнительная» означала на 100% фальшивая. Использовалась лишь потому, что, по мнению головного Роса, «кассир не являлся экспертом и не мог однозначно определить подлинность купюры – он мог лишь сомневаться и принять ее на экспертизу». Даже если подделка была видна невооруженным глазом.
На первый раз купюра оказалась в сумке, сданной сутулой собакой Абрамович. но буквально через два дня аналогичное сообщение пришло и в отношении моей сумки. и тоже на 1000 рублей. По правилам банка сомнительные купюры вешались в недостачу кассирам и гасились по факту прихода из ЦБ официального заключения по подлинности, которое, впрочем, всегда гласило, что купюра фальшивая.
Короче, повесили на нас с Абрамович по штукарю и мы их погасили. Но история только начиналась. Буквально с февраля месяца 2006 года пошел прямо поток фальшивок, по очереди на меня и Абрамович. Причем в марте произошел случай вообще уникальный: каким-то образом, в моей сумке оказалась купюра в 500 рублей, склеенная из 5 частей различных подлинных купюр из которых самые большие части имели размер 35% и 40%. Все части купюр была подлинной, но по правилам ЦБ, если ни одна из частей не составляет более 55% площади купюры, купюра считается неплатежной, т.е. как будто в сумке ее и не было. Естественно, ее тоже повесили на меня. С тем лишь отличием, что если фальшак нам не возвращался, то неплатежную купюру я имел право забрать из кассы филиала, но я посчитал это ненужным. Хотя меня преследовала мысль – как кассир и после него я могли просмотреть такие купюры.
Итого до середины мая, на Абрамович было повешено в общей сложности 4000 рублей, а на меня – порядка 4500. Купюры шли с завидный постоянством – как правило раз в две недели. Я крепко задумался – если так дальше будет продолжаться, то можно и зарплату вообще не получить. Стал думать, что же делать. Внутреннее чувство мне подсказывало, что здесь имеют место махинации со стороны кассы пересчета. Попросту они подкладывают эти фальшивые деньги вместо наших подлинных, а потом вешают на нас. Откуда у них возможно берутся фальшивые деньги – на этот вопрос тоже был ответ – в кассу пересчета привозятся деньги от клиентов Роса, которые обслуживаются по договору инкассации. После пересчета они зачисляются им на счета. А уж клиенты могут пропустить фальшак не в пример более вероятно, нежели наши кассиры, которые оснащены приборами контроля подлинности. Ну а чтобы не иметь разборок с клиентами в случае обнаружения в их сумках фальшака, их купюры просто менялись местами с нашими. Могло быть даже и так, что «пересчетчики» подбрасывали свое фальшивое бабло, которое им могли втюхать на рынке. Была и еще одна мысль – что это действо организовано непосредственно кассой пересчета при содействии Управления кассовых операций – фальшивое бабло подкладывают, а подлинное расхищают, потом делят между собой.
Кроме всего, в пользу того мнения, что у «пересчетчиков» рыльце в пушку говорил еще один факт. Тогда еще наш страшный кассир Михайлова поведала мне историю, как во времена ее работы в ДО 3034 еще в Первом ОВК, был забавный случай: им прислали сообщение о недостаче 160 долларов. И все бы хорошо, только в той сумке, что они сдавали, не было купюр, кроме стольников. То есть, недостачи в такой сумме быть не могло физически. Они запрашивали безопасность, которая по данным камер наблюдения нашла нечистоплотного сотрудника в пересчетке и уволила, правда бабло так и не было возвращено – повесили на кассира.
Сопоставив все факты, я решил: а почему бы и мне не обратиться в безопасность? Честно, говоря, надежды на безопасность у меня было немного, они могли меня просто послать и сказать, что я эти купюры сам пропускаю при проверке. Да, в большинстве случаем мы сдавали приличную сумму бабла и там бывало порядка 700-800 тысячных купюр. Но вот какой случай произошел последним и по которому я понял, что вряд ли это я пропускаю. Нам пришло сообщение о фальшивом штукаре в моей сумке, в которой было упаковано только 290 купюр. Из них 200 было упаковано в вакуумной упаковке кассы пересчета – а по нашим внутренним правилам, если в течение дня в работе эта упаковка не требуется, мы можем ее не вскрывать и не пересчитывать, а в таком же виде направить обратно вечером. Скорее всего, вскрывать и пересчитывать свою упаковку не стала бы и касса пересчета, когда бы ее получила. Выходило, что фальшак нашли в моем листовом остатке из 90 купюр. Ну, в стакане воды утонуть конечно возможно, но вот пропустить при проверке фальшивую купюру, когда их всего 90 штук и есть время буквально облизать каждую купюру – это нонсенс.
И вот я позвонил начальнику Отдела собственной безопасности Токареву и изложил свое видение ситуации, в том числе и про 290 купюр. Его этот вопрос заинтересовал и он попросил составить официальную бумагу на имя Иконникова и с адреса управляющего направить Иконникову и ему чтобы инициировать служебное расследование. Что я и сделал. Через минут 20 мне перезвонил главный специалист ОСБ Грачев и сказал, что приедет к нам все проверить. Мы естественно согласились.
Надо сказать, что наши безопасники – почти все бывшие менты. И вот когда Грачев приехал, то начался форменный допрос. Сначала нас с Абрамович развели по разным помещениям. Первым допрашивали меня. Попросили написать объяснительную, как все происходило, указать, как у нас проверяются и пересчитываются деньги. Причем, объяснительную я впервые писал не как она выглядит обычно, а под диктовку Грачева. Начиналась объяснительная записка словами «по факту ... могу показать следующее». Так только протоколы допроса начинаются. Надо сказать, что эта фраза мне очень понравилась и теперь все свои объяснительные я начинаю именно так. Я изложил следующее: считаю, что тут замешана пересчетка. То же самое предположение высказала и Абрамович.
Тогда у Грачева возникла идея просмотреть акты и определить, кто пересчитывает наши сумки, чтобы по возможности понять, в чью смену у нас возникают фальшивки. Но как назло у нас актов не оказалось, потому что по погашении недостачи мы их просто опрометчиво выбрасывали – не думали же мы, что придется иметь дело с безопасностью... Грачев был не очень доволен этим фактом, но предложил запросить экземпляры в УКО – все первые экземпляры после пересчета направляются им для формирования документов дня. И я направил соответствующий запрос начальнику УКО Биляловой.
В ответ Билялова на меня просто беспредельно наехала. В ответном сообщении мне (и в копии Цырульникову) высказывались не очень лестные мнения о моей профессиональной квалификации и личных качествах, а окончено это было тем, что было сказано: «Никаких актов у нас нет – ищите у себя».
Грачев позвонил своим и сказал, что документов для расследования представлено не будет, потому что если их в УКО запросят официально по линии УБ, то всю проверку можно будет считать несостоявшейся, т.к. в УКО и пересчетке сразу поймут что дело нечисто, раз безопасность заинтересовалась. Порешили действовать скрытно. Грачев же мне сказал, что если будет необходимость, то он даст сигнал и нам придется ксерить деньги или переписывать номера купюр, сдаваемых в инкассацию. Вне зависимости от их количества. К счастью, это не потребовалось.
А после его отъезда я решил промониторить, а что же творится в других отделениях. Странный итог - примерно с такой же периодичностью фальшивки шли по большинству отделений филиала с мало-мальски серьезными денежными оборотами. Ну тут уж точно стало понятно, что не мы ошибаемся...
За время производства служебного расследования к нам успели прийти еще три купюры. Последняя пришла как раз в день, когда безопасность выслала Ведерникову, Биляловой и в копии мне официальное заключение, в коем говорилось, что в общем и целом виноваты сотрудники отделения. Правда была сделана особая оговорка «не полностью в этом уверены». Думайте, как знаете, но лично мне эта оговорка давала понять, что виновных нашли именно в пересчетке, просто не хотели это афишировать. УБ рекомендовало УКО в кратчайшие сроки оснастить нас современными приборами контроля подлинности дензнаков.
Билялова переслала сообщение Цырульникову и в копии мне с возмущенной припиской следующего содержания: «К сожалению, в сумках, сдаваемых сотрудниками кассы пересчета в головняк, также обнаруживаются фальшивые купюры, однако в отличие от господина Акимкина они не делают выводы, что «купюры подложили», а просятся на дополнительное обучение. А от вашего отделения заявок на обучение по подлинности уже давно не поступало».
С этого момента за мной и закрепилась погоняла «Господин Акимкин», которая мне очень понравилась. Теперь во всех компьютерных игрушках, в которые я играю – это мой никнэйм. А кроме того, я нажил себе вероятно смертельных врагов в лице начальника УКО Биляловой и начальника отдела кассовых операций УКО Морозовой. Как же так, простой старший кассир из какого-то там «второсортного» ОВК обвиняет их, непогрешимых и всезнающих сотрудников головного Роса с 15-летним банковским опытом, в каких-то там махинациях. Их конечно можно понять, но я считаю, что поступил верно – недружественные отношения ко мне со стороны вышеозначенных лиц меня не интересовали, т.к. я напрямую им не подчинялся, а если бы я не сообщил – кто знает, сколько еще бы пришло фальшивых купюр...
Для полной картины следует сказать, что после того, как Иконников завершил служебное расследование, к нам не пришло ни одного сообщения о фальшивых купюрах в нашей инкассации. Также поток фальшивок резко прекратился и по другим отделениям. Так что делайте выводы – кто прав, а кто виноват...

12 января 2007 года ушел в отставку третий по счету управляющий, при котором мне пришлось работать – Иван Копцев. Хоть Иван Николаевич и был человеком со своими заморочками и заскоками, подчас серьезными, тем не менее, его было за что уважать. Хотя бы за то, что с ним можно было запросто поговорить по душам в рабочее время и не на рабочие темы. Естественно, встал вопрос, кто будет новым управляющим отделением «Театральный». На роль управляющего могла подходить начальница ОРЧК Алена Смирнова, пришедшая вместе с Копцевым и по слухам имеющая очень серьезные связи в головняке – чуть ли не на уровне Правления. Если бы она согласилась, то скорее всего стала бы управляющим, но, получив инфу из головняка, что отделение в конце концов будет прикрыто, она ушла от нас в Жуковку.
Надо сказать, что 29 декабря 2006 года было сокращено отделение «Кантемировское». И основательно осведомленные сотрудники филиала сообщили нам, что нашим новым управляющим будет бывшая управляющая «Кантемировским» Оксана Голубева. Прочие люди, кои видимо знали ее, нам посочувствовали. Только потом мы узнали, чем было вызвано это сочувствие.
Госпожа Голубева приступать к исполнению обязанностей управляющего отделением «Театральный» не торопилась, до 22 января в отделении была, можно сказать, анархия, т.к. самым высшим начальником был начальник ОПЕРО Ольга Федотова, которая особо и не начальствовала – не в ее стиле отдавать указания. Крэксы вообще были без руководства. Пока в отделении не было управляющего, в наших сердцах тлела надежда, что руководство филиала найдет более достойную кандидатуру. Тем временем, я решил воспользоваться всемогущей системой БИС, чтобы уточнить некоторую информацию о возможной новой начальнице. И первый же результат дал мне понять, что жить с ее приходом станет туго. А именно: ее клиентский номер оканчивался на три шестерки («Six, six, six, the Number of the Beast» - Iron Maiden).
И вот 22 числа свершилось – в отделение пришла директор округа «Центр» Надежда Аньшина и привела с собой Голубеву – типа знакомиться. Как знакомились с другими сотрудниками, я не в курсе, но когда Аньшина в сопровождении Голубевой зашла в комнату, коя у нас называлась хранилищем, между нами произошел такой диалог:
Аньшина (обращаясь ко мне): « Я конечно не знаю всех сотрудников в лицо, я Аньшина Надежда Алексеевна, директор Центрального округа».
Я: «Очень приятно, старший кассир отделения Акимкин Михаил».
Аньшина (обращаясь к Голубевой): «Вот, это Михаил Акимкин, легенда филиала».
При этом Голубева как-то странно посмотрела на меня своими контактными линзами, но промолчала.
За сим и откланялись. Аньшина с Голубевой ушли решать более глобальные вопросы. А тем временем выяснилось следующее:
Голубева пришла не одна. С ней явился бывший заместитель управляющего «Кантемировки» Юрий Трофимчук. Этому кредитный эксперт Василий Быков сразу присвоил погонялу «Ушастый». Поэтому, когда в приватной беседе требовалось назвать фамилию «Трофимчук», обычно дело ограничивалось тем, что говорящий просто теребил пальцами уши и становилось понятно, о ком пойдет речь. А также бывший начальник ОПЕРО Оксана Шкурина. Голубева и Трофимчук засели в кабинете управляющего, где, честно говоря, и одному человеку развернуться было можно с трудом. Шкурина же начала активно вникать в дела отделения. Шарилась по отделению, интересовалась, где и что у нас лежит, как и что у нас учитывается – ну и конечно не обошлось без замечаний и «пальцев веером». Спустя полчаса она присоединилась к Голубевой и Трофимчуку.
Еще через полчаса мне позвонила наша заведующая кассой и рассказала, что только что была в кабинете у Голубевой, где ей устами Шкуриной было заявлено, что руководство филиала приняло решение наш коллектив расформировать, а весь коллектив сокращенной «Кантемировки» назначить на наши места. Во-первых, поскольку излагала политику Шкурина, становилось не понятным назначение Голубевой – выходит, что Шкурина играла первую скрипку. Эта информация ее, мягко говоря, взбесила. После этого, по очереди были вызваны для аналогичного информирования кредитные эксперты, а затем и кассовый персонал, а первым из него – я. Мне также было сообщено, что наших расформировывают, что на должность начальника ОПЕРО уже назначена Шкурина. Ну я человек уже прожженный и информированный, решил задать вопрос с подвохом: как же могли назначить Шкурину, еще не сняв Федотову. Или у нас теперь принято в отделении иметь двух начальников ОПЕРО? Если это так, то у нас на самом деле получалось VIP-отделение – не в каждом отделении, даже в перешедшем из головняка, увидишь сразу двух начальников ОПЕРО. Нечто подобное правда есть в «головняковском» отделении «Пушкинское» - там два заместителя управляющего. Правда, на этот вопрос мне не дали вразумительного ответа. Вторым макаром я решил узнать, что же будет с нами. Выбросить нас на улицу не могли – закон не позволял. В ответ мне было сказано, что решение о переформировании было принято руководством, и нам с его стороны будут обеспечены равноценные должности в других отделениях с учетом места жительства. Вроде все не так плохо, но только на поверхности.
Через некоторое время я узнал, что Федотовой, жившей где-то на югах, было предложено перейти на работу начальником ОПЕРО в «Тимирязевский». Егоровой, жившей в районе Бауманской, предложили должность в «Чертановском». Место жительство действительно было учтено, но как-то не так.
Мне предложили перейти старшим кассиром в бывший «головняковский» допофис «Ударник», к Михе – мол, по информации отдела кадров там есть свободная должность старшего. Тогда я еще не знал, что отдел кадров располагает инфой о наличии свободных должностей в отделениях не более чем о расположении секретной ветки метро. Я крепко подумал, но в конце концов согласился съездить на беседу с управляющим «Ударником» Андреем Белентьевым. По приезде первым делом побеседовал с Михайловой, которой вероятно тоже было интересно, что у нас происходит. Среди всего прочего я обмолвился про то, что Федотову переводят в «Тимирязевский». Все присутствующие удивились – по их достоверным сведениям начальник ОПЕРО «Тимирязевского» была жива, здорова, и никуда уходить не собиралась. Миха высказала мысль, что ей будет очень интересно узнать, что ее собрались снимать. Я только мог сказать, что вроде как всю эту перестановку затеяла Фролова. В ответ одна из сотрудниц, присутствовавших при разговоре, высказала мысль, что госпожа Фролова слишком много на себя берет. Через 10 минут меня принял управляющий. Среди всего он поинтересовался, что привело меня к нему? Я удивился – думал он уже все знает. Но на всякий пожарный сказал, что руководство приняло решение нас разбросать по разным отделениям и определить меня в «Ударник». И тут еще раз сыграла свою роль моя нехорошая слава. Белентьев на пару со своим начальником ОПЕРО г-жой Алексеенко беседовал со мной почти час, выясняя, в коей мере я знаю банковские инструкции и иные документы. А в конце концов сказал, что я в общем знаю работу, но... у них нет свободной должности старшего кассира. Предложили мне должность ведущего специалиста, но тогда я бы потерял в зарплате порядка 100 баксов. кроме того, пришлось бы подчиняться Михе, что я категорически не принимал. Что меня естественно не устроило. За тем и раскланялись. В качестве отмазки Голубевой была дана информация, что они делают старшим своего кассира.
Возвращаясь домой по морозу (дело было, напоминаю, в январе), я имел в голове только одно желание – разорвать Голубеву на британский флаг. Вернувшись, зашел в кабинет, где сидели Голубева и Трофимчук и дал волю эмоциям:

Я (Голубевой; цитирую дословно): «Оксана Владимировна, мое окончательно слово таково: я никуда отсюда не уйду и ВЫ МЕНЯ ОТСЮДА НЕ ВЫПРЕТЕ!»
Трофимчук (с явным раздражением): «Михаил, если хотите тут остаться, может, будете разговаривать с управляющим в более приемлемом тоне?».
Я: «Заявляю еще раз, что никуда отсюда не уйду, и буду стоять до последнего»!

На что мне было сказано, что на «Ударнике» свет клином не сошелся, есть еще варианты, и они тоже будут рассматриваться. В том числе был внесен на рассмотрение вопрос о передаче меня в УКО. На том расстались, и я пошел работать.
Обычно после ухода с работы руководства и тяжелого рабочего дня у нас в оперотделе практиковались симпозиумы (кто не в курсах – simposium по-латыни «пьянка»). На них обсуждались текущие вопросы отделения и в целом – политика филиала. Состав, как правило, был следующим: начальник ОПЕРО Федотова, завкассой Егорова, менеджер Камилавкина, один или оба кредитных эксперта, ну и разумеется я, как главный мозговой центр и генератор идей. Правда, до конца доживали только я, менеджер Камилавкина, и редко – один из кредитных экспертов. Для сих целей у нас в холодильнике всегда имелся некоторый напас спиртного (коньячок, водочка, бальзамчик, настоечки-наливочки, и.т.д)… Тот день, когда нам сказали, что было принято решение о нашем разгоне, действительно не назовешь легким. Поэтому мы решили собраться и подумать, как дать отпор этим наглым поползновениям. После первой пропущенной рюмки (в тот день это был коньяк) слово было предоставлено мне. Я озвучил мысль, что мы должны объединиться и объявить новоиспеченным «комрадам» войну. Решение было принято единогласно. Тем более, что на следующий день как раз представился повод...
На утро следующего дня Шкурина пришла в наше хранилище и за собой привела трех неизвестных личностей, объявив, что это будут заведующий кассой и старшие кассиры. Я удивился еще больше – как, уже и Егорову сняли без ее ведома? И меня, судя по всему? Но виду не подал. Новые «завкассой» и «старшие» сразу стали интересоваться, как у нас тут обстоят дела с кассовыми документами, ценностями, учетом, и.т.д. Попутно также делали нам замечания, что у нас то-то неправильно ведется, то-то неправильно учитывается. Я озлобился вконец – какие-то пришлые будут учить меня, Великого Миху, кассовой работе, которую, смею сказать, я знаю в совершенстве – хотя бы потому, что подобно сотрудникам головных отделений, одно время перечитывал на ночь 199-е положение – для освежения памяти. А еще они меня раздражали тем, что бродили по кассовому пространству безо всякого на то разрешения.
Попутно повод подкинули Голубева и Трофимчук. Трофимчук принес нашему крэксу Василию копию паспорта на какого-то чурбана и сказал отправить заявку на кредит. И крэкс почти отправил, если бы вовремя не вмешался я. Я намекнул Василию, что это, скорее всего проверка на вшивость (за отправку документов в таком варианте служба безопасности кредитчиков очень сильно трахала, причем в извращенной форме). И сказал Василию, что если ты отправишь заявку, скорее всего тебя подставят и уберут по статье. После чего Василию отправлять заявку резко расхотелось. В тот же день попытались подставить меня. Дали мне клиентский номер, бабло и сказали найти в БИС паспортные данные и внести это бабло. Ну я сразу смекнул, что если так сделаю, то тем самым нарушу наши Правила внутреннего контроля в целях ПОД/ФТ (по ним без личного присутствия человека вносить бабло от его имени категорически воспрещается). И будет повод убрать меня по статье за несоответствие. И отказался. Пришлось Голубевой давать свой паспорт и вносить деньги от своего имени, хотя она была крайне недовольна.
Все это переполнило чашу моего терпения, и я набрал заветный номер отдела собственной безопасности. Трубу взял специалист, курирующий кадры, тот самый Анатолий Михайлович Лисицын, который при приеме рассказывал нам страшилки. Ему я передал, что тут у нас, грубо говоря, «понаехали черные», пытаются гнуть свою политику, безо всяких оснований слоняются в закассовом пространстве, нарушая тем самым инструкции по кассовой безопасности. Лисицын инфу к сведению принял и сказал что разберется. Когда нас довели вконец, мы решили настучать в безопасность. По просьбе начальника ОПЕРО сострочил длинную кляузу на имя начальника Управления Безопасности Николая Иконникова, в которой факты с ксерокопией паспорта и с внесением от чужого человека описал, как попытку подставить сотрудника, а факты нахождения в кассе чужих сотрудников расписал, как угрозу сохранности материальных ценностей отделения. Короче, как принято, сделал из мухи слона и начал торговать слоновой костью. Под конец написал, что сотрудники отделения просят дать соответствующую оценку всему происходящему с точки зрения безопасности. После чего распечатал на бумаге, подписал у всех старых сотрудников и передал крэксу Свиридовой для того, чтобы она лично передала Иконникову и рассказала, что тут происходит. Правда, Наталья Егорова бумагу предусмотрительно не подписала.
Примерно в это же время Камилавкина ездила получать в УРП уведомление о своем сокращении. И рассказала начальнику УРП Трублину, что тут происходит. По ее словам, он был в шоке и рассказал ей, что вроде вся эта компания (завкассой и страшные кассиры) оформлены в командировку в ГУМ и что они делают в Театральном, ему непонятно... Кстати, потом они срочно были перекомандированы к нам.

На следующий день «черные» резко перестали ходить по отделению и обосновались у Голубевой – видимо письмо сработало или Лисицын позвонил и намекнул, что это не есть гут. Попутно мы узнали, что всем нам, старым сотрудникам назначена аттестация у руководящих сотрудников филиала, которые, к слову, сами знают работу весьма и весьма посредственно. Странно, если собрались сравнивать наши знания со знаниями новых, то почему на аттестацию не вызвали и их. Ольга Федотова наверняка знала работу лучше Шкуриной, ну а я точно смог бы дать фору любому существующему в филиале страшному кассиру и даже некоторым из заведующих кассами. Начальника ОПЕРО направили на совместное заклание со стороны заместителя Директора филиала Фроловой, заместителя Директора филиала Борщевой, Главного бухгалтера Добарина и начальника Управления персонала Трублина. Кстати, как она потом рассказала, Трублина она не узнала и когда пришла на аттестацию, спросила: «А вы кто?». Трублин, не ожидавший такого оборота событий, ответил коротко по-армейски: «Я - Трублин». Заведующего кассой Егорову должны была забивать Начальник УКО Билялова и Начальник ОККО Сергеева. Они же должны были забивать и нас, старших кассиров. Хотя, строго говоря, это была не аттестация, а филькина грамота (для настоящей аттестации приказом руководителя филиала должна была быть создана комиссия из трех человек, результаты оформляются актом, и.т.д. по Кодексу).
И вот первой поехала Федотова. На «аттестации» ей было сообщено, что она вовсе не назначается начальником ОПЕРО в Тимирязевский, а ей типа надо подъехать туда и дать предложения по оптимизации операционной работы. Попутно намекнули, что, мол, сопротивление бесполезно, что все равно мы не жильцы, что лучше уйти по собственному желанию или в другой ДО. В качестве предлога было указано, что расформировывают нас по линии безопасности, потому что наш бывший управляющий Цырульников крутил в отделении темные сделки. По этому поводу сразу возникло два вопроса – во-первых, почему они только сейчас про это спохватились, ведь Цырульников уже полгода не являлся нашим управляющим, а полгода даже для служебного расследования многовато будет. Во-вторых, какой управляющий не крутит у себя в отделении темные сделки? Мы позвонили Цырульникову, который сказал, что его сделки неоднократно безопасность проверяла и ничего контрреволюционного не нашла. Хотя, признаться, некоторая доля необычности в его сделках была, но не настолько серьезная, чтобы этим заинтересовалась безопасность.
Кроме того, было сказано, что руководство уже знает про нашу записку на имя начальника УБ, и замдиректора Фролова попросила Федотову впредь больше подобные проблемы через безопасность не решать.
Федотова съездила в Тимирязевский, чем очень удивила местную начОПЕРО. Но предложения по оптимизации мы решили не давать – типа не в нашей это компетенции – для этого в головняке специальный отдел существует, а в филиале – специальная рабочая группа... И злостная контора МакКинзи...
Во второй приход должна была ехать завкассой Егорова, которая не без моей подачи поняла, что это не аттестация, а филькина грамота. И на поездку забила. На следующий день поехал я. Попал на аудиенцию к Биляловой и Сергеевой. Где мне сразу были вручены два теста на знание кассовой работы – причем половина вопросов касалась функционала заведующего кассой, который, по ходу мне знать не обязательно. Но в полемику я вступать не стал, благо сей функционал был мне очень хорошо известен (а как еще, если я фактически полтора года выполнял его), и я ответил на оба теста. После чего со мной началась беседа о ситуации в отделении. Я с приколом сказал, что у нас теперь типа два операционных отдела – один – наш – легитимный, а второй – Кантемировский – теневой. Попутно сказал начальнику УКО Биляловой, что меня типа собрались перебросить в УКО, без ведома этого самого начальника УКО. На что мне тут же была дана отповедь, что в УКО мой перевод невозможен (ага, сказалась моя жалоба по поводу фальшака). Ну я сказал, что в УКО как-то сам не собираюсь – у меня к Биляловой (как скорее всего, и у нее ко мне) была стойкая личная неприязнь. Для закрепления осведомленности о моих высоких знаниях, меня почти полчаса долбали на тему, по каким документам в конце дня какие цифры должны сходиться. Я выдвигал несколько справедливых версий, но мне говорили, что они неточные. Тогда я спросил, где же они на самом деле должны сходиться? Мне ответили, но ответ представлял из себя лишь немного перефразированную мою версию. Через еще полчаса я был отпущен на волю.
Вечером того же дня мне написала Миха и поинтересовалась, за что с меня срубают часть зарплаты? Я опешил и сначала подумал, что Миха опять напилась как слепая лошадь и бредит. Но, вспомнив, что Михе все новости приносят на своих хвостах очень осведомленные сороки, решил на следующий день поинтересоваться в кадрах этим вопросом. Кадры, в лице ведущего специалиста Георгия Оголихина, мне ответ давать отказались и посоветовали обратиться к Голубевой. Голубева сказала, что за мои нарушения руководство с меня срубает часть административной премии за январь в размере 50%. Сначала я понял сам, потом мне подсказала Шкурина, что все это – не из-за нарушений, а из-за моей писульки в УБ, из-за которой Голубеву Иконников вызывал на ковер. Я уже начал представлять себе свое голодное будущее, но потом, успокоившись, решил узнать, сколько с меня срубают в суммовом выражении. Эту информацию мне дали – и вышло все еще не так плохо – сняли всего 3375 рублей. Не так плохо, потому что я рассчитывал на хорошую зарплату за январь и эту сумму планировал пустить на пиво и баварские колбаски – и максимум, что мне предстояло – это месяц сухого закона. Учитывая, что я работал в праздники, я все равно получил на руки порядка 21000. Мне срочно захотелось нагадить руководству в ответ. И я написал заяву на отпуск, но не как положено, на 2 недели, а на весь причитающийся месяц. И это – в разгар работы. Руководству ничего не оставалось, как подписать мое заявление – а иначе – судебное дело, ведь разбиение отпуска на части – это только по согласию работника. И 12 февраля я благополучно отвалил отдыхать. Правда, перед этим пришлось зарулить в отдел кадров и поставить ознакомительную подпись под уведомлением, что с 5 апреля я буду принудительно переведен в другое отделение. Я подписал, потому что, заранее знал, что сия бумага ничтожна. Любой перевод делается не в уведомительной форме, а только с письменного согласия сотрудника, коего я конечно не давал. После этого аналогичные бумаги были вручены всем нашим старым сотрудникам, которые тоже не побоялись поставить свои подписи.
Кроме того, каким-то образом, о моих траблах узнала управляющая отделением «Новослободское» Наталья Николаевна Панченко. Которая пригласила меня на беседу, сказав, что у нее планируется свободное место страшного кассира. Но на месте мне изложили, что в этом отделении страшный кассир мало чем отличается от обычного и так же тупо лопатит бабло, которого там не в пример больше, чем у нас. Меня естественно такой вариант не устраивал, тем не менее, окончательно я не отказался и сказал, что подумаю.
В первую неделю отпуска меня преследовало навязчивое желание выйти на работу. К концу недели я его переборол и начал активно интересоваться междуусобными распрями между двумя операционными отделами. А на работе дела были очень интересные.
Где-то в конце февраля, под мою днюху, мне устами Голубевой по телефону было сообщено, что пришло новое штатное расписание отделения, по которому должности моя и Федотовой сокращались. Мне было предписано прозвониться в другие отделения и (дословно) «Приткнуться на два этих месяца, потому что в Театральном я был уже не нужен». Это я предвидел, но попутно и понял, что пока я в отпуске, то есть до 14 марта, со мной ничего сделать не смогут. Со стороны Управления по работе с персоналом мне было предложено подъехать и ознакомиться под роспись с уведомлением задним числом 29 января. Я отказался. Сказал, что когда выйду из отпуска, тогда и подпишу. Этим я рассчитывал оттянуть время и вот почему. Вся «кантемировская дивизия» за исключением Голубевой и Ушастого, кои уже были официально назначены, была оформлена в наше отделение как в командировку сроком до 29 марта. Информацию о своем возможном сокращении я получил 21 февраля – классный подарок на день рождения. Мало того, что я прилично принял на днюху, так это был повод подлить в организм еще горючего (что я и сделал). Если бы я подписал ознакомление с ним сразу, то по закону срок моего сокращения истекал бы как раз 29 марта. После чего моя должность бы сокращалась, затем вновь вводилась по просьбе Голубевой («из-за сложной ситуации с нагрузкой») и на нее бы назначался сотрудник Кантемировского до истечения срока его сокращения, а я бы сосал большой, потный и толстый... А так если бы я подписал уведомление 14 марта – в первый день после выхода из отпуска, то мой срок бы истекал 14 мая, а до этого бы сотрудники Кантемировского уже должны были быть уволены по сокращению.
Кроме того, меня взбесило предложение «приткнуться». Как это я был не нужен, если фактически, даже подписав уведомление о сокращении, я бы оставался сотрудником Театрального до истечения его срока. Никуда притыкаться я не собирался и поэтому в тот же день со своего домашнего электронного адреса сострочил гневное письмо на имя Начальника УРП Трублина с просьбой пояснить всю эту историю о сокращении. Меня интересовало два вопроса: почему выбрали именно меня, а не второго страшного кассира, и почему мне надо искать себе на два месяца другой допофис, хотя этот меня полностью устраивает. Трублин предложил мне встретиться для обсуждения проблемы на следующий день у него в управлении.
Приехав на назначенную аудиенцию, я сразу поинтересовался, почему при выборе из двух страшных кассиров именно меня, не было учтено возможное преимущественное право оставления на работе. На вопрос Трублина, какое это преимущественное право, я сказал, что согласно закону преимущественным правом оставления на работе при сокращении обладает сотрудник с более высокой квалификацией и опытом работы. В своей квалификации я был уверен на 100%. Как и в том, что квалификация второго страшного кассира существенно ниже моей. Кроме того, как козырь, в этом случае, выступало наличие у меня профильного банковского образования. Я сказал, что, как только выйду из отпуска и мне под роспись вручат уведомление о сокращении, я тут же напишу на имя Ведерникова заявление с просьбой провести сравнительную аттестацию страшных кассиров с целью выяснить, кто достоин остаться в рядах МФ, а кому, извиняюсь, придется сосать большой, потный и толстый. Я его сосать однозначно не собирался – во-первых, потому что не гомосек, а во-вторых, потому что был должен банку кучу денег и именно из-за этого не мог уволиться – ставку по кредитам мне бы подняли в любом случае, а вот гарантий найти новую работу не было. Трублин к такому обороту событий оказался явно не готов, но мои пожелания записал к себе в блокнот. После часовой беседы, на которую он также не рассчитывал (по его словам, он планировал мне уделить не более 15 минут), мы расстались, причем у меня появилось убедительное мнение, что, скорее всего мне уведомление о сокращении даже и не вручат – не на того напали.
Попутно выяснилось, что аналогичное предписание о сокращении вручили Федотовой. Но перед этим произошла одна очень странная вещь – со слов Федотовой в отделение явилась Аньшина и в приватной беседе попросила Ольгу «уговорить нас разойтись». Из этого я сделал окончательное заключение – никаких реальных рычагов давления на нас руководство филиала не имеет, принудительно перевести нас невозможно, да и сократить нас тоже вроде как не получится – бюрократические процедуры были таковы, что если бы даже нас и сократили, а потом Голубева снова бы послала запрос на введение наших должностей, то пока эта бумажка бы полетала по начальственным сотрудникам, которые были уполномочены согласовывать кандидатуры, прошла бы где-то неделя, а оставлять допофис на неделю без того же Начальника ОПЕРО – дело дрянь – ведь больше официально организовывать операционную работу некому.
После этого Федотову направили сроком на месяц в командировку в Чертановский. За нее соответственно осталась командированная к нам Шкурина. Тут-то и выяснился уровень подготовки наших «комрадов». Менеджер Камилавкина сидела на одном этаже со Шкуриной и выделенной ей в помощь завкассой Еримеевой. Из ее сообщений было ясно, что работать новые вообще не умеют. Работа постоянно сопровождалась репликами «Я это не знаю» и «Я ничего не понимаю». А однажды, со слов Камилавкиной, произошел случай вообще уникальный – у Шкуриной началась истерика от такой запары и Голубевой пришлось ее практически откачивать. Ну, что русскому хорошо – то немцу смерть. Меня все происходящее дико веселило. Особенно, когда мне передали дословно реплику Шкуриной в адрес Голубевой: «Мне уже жаль, что я сюда с тобой пришла». А что они хотели - это была не Кантемировка, где можно было вола ебать. У нас действительно было много работы – хотя бы потому, что на нас висело два отделения.
Наконец, мое любопытство достигло предела, и я решил съездить в отделение посмотреть, что там творится. К тому времени нашу завкассой Егорову забрала к себе в отделение ведущим специалистом Аньшина. Туда же загребли и второго страшного кассира Татаренкову. Кроме того, нам ввели должность ведущего специалиста ОПЕРО и на нее назначили Еримееву, т.к. Шкурина со своими обязанностями явно одна не справлялась. На освободившуюся должность завкассой назначили их страшного кассира Дворянинову. На место ушедшего нашего страшного кассира – своего страшного кассира Абдулову. Кстати, еще раз о сокращении: когда меня о нем извещали, то сказали, что приказ о введении новой штатки действителен с 21 февраля, когда меня собственно и информировали. То есть, по логике руководства, с этого числа оставался только один страшный кассир. И это был я, поскольку со мной пока еще не удавалось ничего сделать – договариваться я отказывался, а силой меня взять не могли. Тогда как назначили еще одного? Это мне говорило о том, что все-таки сокращение – это такая же филькина грамота, как и аттестация. И еще раз убедило меня в том, что по каким-то причинам свое уведомление я так и не получу.
Так вот, приехав на работу. я обнаружил следующее: мой системный блок был убран с моего рабочего места, на рабочем месте стоял совершенно другой. На котором, конечно же, не было моих файлов и самое главное – моей электронной почты, столь меня прославившей. Сама же комната старших кассиров больше напоминала архив, разрушенный взрывом бомбы. Повсюду, даже на полу, валялась неразобранная выписка по счетам организаций за достаточно продолжительный период времени и несобранные кассовые документы, также за прошедшие даты. Эх, жаль, что в тот же день не заехала ревизия – эти бы точно отметили, что несобранные в срок документы – это грубое нарушение части третьей 205-го положения ЦБ. Ну, до выписки и кассовых документов мне дела никакого не было, но вот про смену системника я спросил Дворянинову. Которая мне сказала, что системник убран, т.к. это больше не мое рабочее место. Да, сюрпризы тут шли один за другим. Далее этот вопрос я выяснять не стал, решив во всем разобраться, когда выйду из отпуска. Более до конца отпуска меня не беспокоили.
Под самый конец я получил от Федотовой известие о том, что у нее отозвали уведомление. Вот так дела – все шло по плану – начальство само пошло на попятную. Федотова сказала, что теперь в отношении нее снова действительно первое уведомление – о принудительном переводе. Но сама она пока была в командировке в Чертановском – до 21 марта. Значит, 22-го она должна была вернуться. Выходило, что неделю мне представлялось работать с новым начальством, которое меня очень сильно не любило. И вот настало 14-е марта – мой отпуск окончился.
Прийдя на работу, я первым делом спросил Шкурину насчет моего системника, почему его сняли без моего ведома и где мне теперь работать? Ответ был дан потрясающий – Шкурина сказала «Потому что ты больше не старший кассир этого отделения». Ну, тут я вышел из себя и ехидно поинтересовался – а что, есть приказ о моем переводе или увольнении??? Шкурина резко меня прервала и сказала, чтобы я не доставал ее с начала дня, что они устали после разбора моих косяков (каких – указано не было). В конце концов, сказала, что все вопросы с моим грядущим функционалом решит Голубева.
Когда пришла Голубева, первым делом я спросил у нее про уведомление о сокращении, которое еще три недели назад мне так страстно хотели вручить. И здесь мои ожидания оправдались. Мне было сказано, что уведомления мне не дадут – официальная формулировка «изменились обстоятельства». И почему-то мне показалось, что они изменились именно после того, как я съездил к Трублину и согнул пальцы. Тем не менее, вторая часть спектакля была еще впереди. Голубева сказала, что тут я все равно не останусь, и предложила мне искать другую работу. Мотивировка: поскольку я не могу снимать и ставить на охрану помещение отделения (незадолго до отпуска этого права меня лишил Иконников «за систематические нарушения безопасности»), то, как старший кассир в смене я тут не нужен. На что я сказал, что об этом еще рано говорить и попросил перейти к более земным вещам – поговорить о моем текущем функционале. Голубева сказала, что я поступаю в распоряжение Шкуриной, так сказать, для особых поручений.
Особое поручение для меня вылилось в разбор по отдельным папкам дел клиентов из общих папок «Корона». Чем я и занимался почти 2 недели. Попутно меня приглашали на беседу несколько управляющих, а также представители других банков, но никто на работу не взял. Вернее, об отказах мне непосредственно не сообщали – инфу доводили до Голубевой, которая ее передавала мне. Голубева тем временем не упускала возможности лишний раз спросить меня про поиски работы. Я неизменно отвечал, что пока результатов нет. На вопрос, почему я этим не занимался когда был в отпуске, я отвечал, что когда был в отпуске, уходить не планировал, да и сейчас как-то тоже это в мои планы не входит. Что ее сильно раздражало.
В конце концов, Голубевой эта сказка про белого бычка надоела, и она вызвала на подмогу тяжелую артиллерию в лице Аньшиной. И вот они меня вызвали для «окончательного решения еврейского вопроса». Мне устами Аньшиной было изложено, что новый коллектив пришел, чтобы поднять показатели работы отделения, которые, по мнению Аньшиной находились на уровне ниже плинтуса (так оно собственно и было – клиенты не хотели брать кредиты под наш высокий процент и не хотели практически за бесплатно класть деньги на вклады). Что я в эту политику не вписываюсь. Мне очень захотелось спросить, а как мое наличие или отсутствие в роли страшного кассира может повлиять на выполнение плановых заданий? Ведь за исполнение плана по бизнесу отвечал не операционный отдел, а ОРЧК. Но не стал перебивать (с Аньшиной у меня пока не было плохих отношений). Мне также опять было предложено уйти по-хорошему, причем были обещаны практически золотые горы в виде хороших рекомендаций и помощи в устройстве на другую работу. Аньшина даже дала свой мобильный телефон для того, чтобы потенциальные работодатели могли позвонить и убедиться у самого Директора округа, какой я белый и пушистый. Но, как известно, старого воробья на мякине не проведешь: я отлично понял, что от меня лишь хотят получить заявление об уходе, а вот обещанные золотые горы мне гарантировать никто не мог. Более того, шестое чувство мне подсказывало о том, что «горы» будут не из золота, а из говна – вряд ли Аньшина хотела замолвить обо мне хорошее слово, ведь она, думаю, догадывалась, что именно я являлся организатором всей кампании по сопротивлению. И уж точно не могла не знать, что я сострочил кляузу на Голубеву. Если бы она что и замолвила – то явно не хорошего плана.
Ввиду вышеизложенного, я сказал, что уйду только когда получу убедительные гарантии, что меня берут на другую работу. Это снова вызвало недовольство Голубевой, а Аньшина сказала, что тогда уберет меня по статье. Боже, как у нас сейчас любят пугать статьями – при этом, не читая этих самых статей. Я, к слову, статьи за время отпуска основательно изучил и спросил, а по какой же статье я отсюда уйду? Аньшина сказала, что пойдет, возьмет наугад три кассовых книги за тот период, когда я работал, найдет там ошибки, по каждой ошибке я ей напишу объяснительную, а потом уйду по статье за невыполнение должностных обязанностей. Я парировал: за наличие в кассовых книгах ошибок я ответить не смогу, т.к. в функционал страшного кассира при старом режиме входил только сбор книг, а проверка лежала на завкассой и начальнике ОПЕРО. Да и по должностной инструкции выходило так же. Ну и в довесок – директор округа не являлся для меня начальником, поэтому я мог просто отказаться писать объяснительную. Аньшина велела пойти успокоиться, а она, дескать, что-нибудь решит. Я ушел обедать.
Возвращаясь с обеда, и уже подходя к отделению, я увидел Голубеву и Аньшину, которые курили и о чем-то оживленно беседовали. Когда я с ними поравнялся, Аньшина сказала, что они нашли, куда меня пристроить. По их словам выходило, что организован новый отдел, который будет заниматься обработкой транзакций по пластиковым картам. И там есть место ведущего специалиста. Аньшина сказала мне срочно сбрасывать в кадры резюме, а сама сказала, что позвонит начальнику ОПЕРУ Могилевцевой, которой вроде этот отдел и подчиняется и договорится, чтобы она меня взяла. Ну, попасть в аппарат филиала – думаю, мечта любого сотрудника отделения. Поэтому я согласился и резюме скинул. Спустя полчаса мне позвонили, но не из ОПЕРУ, а замначальника отдела бизнес-отчетности Максим Травин. Этот отдел входил не в ОПЕРУ, а в Управление бизнес-планирования, которое возглавлялось безумной теткой Борщевой. Оказывается, мое резюме почему-то скинули ему. Он попросил подъехать поговорить. На беседе он мне объяснил суть структурной перестановки. Оказывается Управление розничного бизнеса поделили на две части – Управление развития продаж в ДО и Управление развития продаж на УРМах. И новый отдел подчиняется Управлению развития продаж на УРМах, в котором пока нет не только сотрудников, но и начальника управления. А к Могилевцевой новый отдел не имеет никакого отношения. Но сидеть и работать мне фактически придется в Управлении бизнес-планирования - в новом отделе я буду только числиться. Но самая существенная часть беседы – что согласовывать на должность меня будет безумная тетка Борщева. Которая, впрочем, в краткосрочном отпуске и до ее выхода решить ничего нельзя. Со своей стороны Травин сказал, что даст положительную характеристику по мне. Условились дождаться следующего понедельника. На том и разошлись.
В понедельник Травин опять позвонил и пригласил приехать повторно поговорить с г-жой Самониной, заместителем Борщевой – дескать, та еще не вышла из отпуска. Самонина показалась мне человеком адекватным и понимающим. В очередной раз поинтересовалась моей проблемой, посочувствовала. Сказала, что в принципе тоже не против моего устройства в их управление. Но опять, окончательное решение оставили принимать Борщевой. Которая не замедлила выйти во вторник и обломать весь кайф – Травин позвонил и сказал, что Борщева категорически против. Да, не перевелись еще сволочи на земле русской. А Борщеву я бы с удовольствием спустил с винтовой лестницы, которая была у нас в отделении – suka must die...
Тем временем, я забыл сказать, что страшный кассир Абдулова не была назначена на эту должность, а оставалась командированной. Именно поэтому меня торопились слить в другое место – чтобы на мое место официально назначить ее. Предписание о ее сокращении истекало 29 марта и с каждым днем напряжение нарастало. Между нами начались конфликты. И вот в голову руководству пришла еще одна мысль – Голубева спросила меня, нет ли у меня желания перейти в ГУМ к Аньшиной ведущим специалистом? Я сначала удивился – в ГУМе наверное, медом намазано, что там столько ведущих надо? Своих там было двое или трое, двоих наших взяли, теперь еще и я нужен. Но сказал, что согласен, потому что уже давно хотел отойти от работы с наликом. После чего меня попросили написать на имя Ведерникова заявление с просьбой о переводе и со следующей недели выходить в ГУМ. После должны были прийти документы.
Надо сказать, что в ГУМе мне пришлось проработать всего четыре дня. На пятый день Аньшина сказала, что Борщева позвонила и в очередной раз мой перевод запорола. Мне стало совсем интересно – согласно действующему в то время порядку каждый из трех заместителей директора филиала утверждал назначение сотрудников по своему блоку. И если уж я переводился на должность ведущего специалиста ОПЕРО, то мое назначение должна была утверждать Фролова, курирующая операционно-кассовый блок. А Борщева по жизни согласовывала назначения в бизнесовые подразделения и по общему правилу никаким макаром к моему назначению отношения иметь была не должна. Тут оставалось только одно объяснение – директору трех заместителей явно многовато – они уже не могут разделить между собой функционал. Надо сказать, за время работы в ГУМе я проявил себя с очень хорошей стороны и здорово там помог с разбором документов, к которым месяца три никто не касался. За что получил устную благодарность от местного начальника ОПЕРО Зародовой и заместителя управляющего Ворониной. Но это уже не имело значения – впереди предстояла работа вместе с «кантемировской дивизией».

И вот я вернулся в Театральный, где уже не осталось ни одного нашего. Крэкс Василий уволился, менеджер ОРЧК Ксюха Надкина уволилась (как раз в день, предшествующий моему переходу в ГУМ мы отмечали прошедший день рождения Камилавкиной и одновременно – уход Василия и Ксю); ведущий специалист ОРЧК Свиридова перевелась не совсем добровольно в «Сивцев Вражек», менеджера Камилавкину еще 28 февраля сократили, Федотова была назначена на должность начальника ОПЕРО в Чертановский вместо тамошнего, который перебрался в голову. По приходе мне было озвучено, что теперь с меня снимается весь мой функционал страшного кассира, включая банкомат, храник, выписки, кассовые книги, и я как бы становлюсь обычным кассиром. Но с зарплатой страшного. А весь мой функционал погрузили на свою кассиршу, которая работала только полгода, была абсолютно не готова к работе на таком сложном участке и не обладала необходимыми знаниями. Теперь она стала именоваться «и.о. страшного». Как же у нас любят эту должность – и.о. Человек впахивает за страшного кассира, а з.п. ему платят как обычному... В общем, меня такой расклад устроил, т.к. с меня снималась практически вся ответственность. Правда, в довесок у меня отрубили электронную почту (чтобы еще кому-нибудь сгоряча не написал). И сел я за кассу. Правда и тут не обошлось без накладок.
Во-первых, Шкурина три дня составляла заявку на мою прописку в БИС и кассовый модуль - по неосмотрительности после моего «перехода» в ГУМ мои профайлы были удалены – «кантемировцы» действовали согласно четвертому закону Ньютона, который гласит: «Посланный на три буквы (обычно на ХУЙ, а в моем случае, в ГУМ) обратно не возвращается». Оказалось, что еще как возвращается. Ссылалась на загруженность. Как будто трудно нажать в Outlook пару кнопок. Для сравнения: когда пропиской кассиров занимался я, у меня в срочных случаях на это уходило пятнадцать минут, а работы у меня было не меньше. Поэтому первые полторы недели мне приходилось работать по карточке Шкуриной, тем самым невольно нарушая первое правило безопасности – не работать под чужим идентификатором. Эх, где же был Лисицын…
Вскоре на меня решили произвести наезд. Воспользовались тем, что я перепутал местами при раскладке по стопкам первый и третий экземпляры приходных ордеров при сдаче документов (в принципе в этом ничего критичного не было – поменять их обратно местами – и дело в шляпе), а также на третьем экземпляре проставил живую подпись (ну забыл я расписаться на трехслойнике – расписался, когда уже разделил его на бланки). Что тоже не являлось нарушением, потому как нормативными документами предусмотрены варианты проставления на третьих экземплярах как живой подписи, так и под копирку. А может я и не перепутал местами ордера, а они их сами переложили. Но все это вылилось в написание объяснительной. В которой я, впрочем, не замедлил указать, что на основании действующих нормативных документов при приеме денег и отчетных регистров от кассира, заведующий кассой обязан проверить их комплектность (читаем первый кассовый талмуд - 199-П). И написал, что этого сделано не было. Короче, очень удачно перевел все стрелки на заведующего кассой Лену Дворянинову. Которой в итоге, от Голубевой со Шкуриной и влетело - по сути, ни за что. После этого завкассой мне в приватной беседе выговорила, какой я есть нехороший дятел, что проверить комплектность вечером нет никакой возможности, что времени вообще катастрофически не хватает, что теперь на ней тоже висит объяснительная. Я же ответил, что все понимаю, но стрелки переводить продолжу и на себя не свое брать не буду. Если новое начальство решило согнуть пальцы – пусть гнет на своих. А если хочет требовать исполнения инструкций, то пусть требует этого от всех в равной степени. Вторично в этот же день Шкурина с меня попросила объяснительную, почему уже 16:50, а я не сдал для контроля проведенные коммунальные платежи. Которые, к слову, лежали у меня на столе, и при необходимости контролер мог подойти и взять их. Собственно, при старом режиме, кассиры подносили контролеру коммуналки по мере их поступления, а за 5-10 минут до окончания времени контроля (окончание – в 17:00) контролер (то бишь старший кассир) формировал реестр непроконтролированных документов и с ним обходил все кассы, собирая не сданные в срок документы. А этим было трудно пройтись. Ну, тут уже и я растопырил пальцы и сказал Шкуриной, что это беспредельный наезд, и я ничего писать не буду, т.к. не считаю себя виноватым. Сказал, что если что-то не в порядке, составляйте акт об отказе дать объяснительную. Шкурина охренела с такого оборота событий, попыталась на меня полаять («Ты немедленно напишешь объяснительную!»), между прочим, при клиентах, но я твердым и тоже немного повышенным голосом попросил уважаемого Начальника ОПЕРО разговаривать со мной в более приемлемых тонах. Шкурина не ожидала такого отпора от подчиненного лица, но тон снизила, сказала, что я типа «обнаглел совсем и ничего не делаю». Спустя день, она все-таки сочинила акт об отказе, в котором указала, что мои действия (несдача документов) «могли повлечь нарушение сроков контроля и отправки документов и, как следствие, недовольство клиентов». Акт помимо нее был подписан Голубевой и Трофимчуком, которым, правда, для этого пришлось сначала разъяснить, что я сделал. Типичная «подпись для «птички». Странно, у нас при старом режиме все коммуналки текущего дня контролировались до 10 часов утра на следующий день, и ни одной претензии от клиентов о несвоевременном перечислении средств не поступало. Ну, надо было Шкуриной выпендриться – она и решила это сделать таким образом... Попутно, однако, я дал ей понять, что из меня «мальчика для битья» сделать не удастся.
Мои мозги уже никого не интересовали – даже когда я давал дельные советы Шкуриной и Еримеевой, они на повышенных тонах рекомендовали мне заткнуться и не мешать работе. Не потому, что я мешал, а скорее потому, что не хотели чувствовать себя обосранными. Работы тем временем у них прибавлялось, они с ней не справлялись и от этого день от дня становились все более нервными. Дело доходило до ругани матом. Уходила Шкурина как правило под закрытие отделения, а однажды, по словам охранника сидела часов до 9 вечера. При старом режиме Федотова редко задерживалась позже 7. Ситуация в хранилище была не лучше – там также постоянно ошибались в пересчете денег и сдавались существенно позже обычного времени. Если я, самое большее, уходил из отделения в 20-10 или 20-15, то теперь были нередки случаи закрытия отделения часам к 9. Охранник Могилюк, которому надо было ехать домой в Мытищи, крыл всех трехэтажным матом и неоднократно жаловался Голубевой, на что она только могла беспомощно развести руками и в очередной раз попросить его потерпеть.
Однажды я застал картину вообще уникальную – на полу в кабинете Шкуриной была разложена груда бумаг, а Шкурина и Еримеева без обуви ползали и разбирали ее. Зрелище было смешным в первую очередь потому, что обе были маленького роста, но очень широкими в некоторых местах. Но для полной картины надо заметить, что все это действо сопровождал стойкий духан от двух пар потных ног. Мама, тут я чуть не упал. Глэйд Микроспрей отдыхает... Зрелище и запашина – хоть святых выноси. Жаль, у меня не случилось под рукой фотоаппарата... Который может помимо изображения фиксировать запахи...
Короче, отделение превратилось в дурдом. Иной раз хотелось стукнуться головой о стенку и прокричать: «Выпустите меня отсюда, я нормальный»!!! Попутно искал себе новое место работы – понимал, что с новым руководством я в любом случае не сработаюсь, хотя бы потому, что это изначально не было запланировано. В свою очередь, Голубева ни за что не допустила бы ухода кого-нибудь из своих, если бы они не сработались со мной. И так получилось, что стоящее предложение из Банка Москвы поступило как раз одновременно с известием о том, что закрывается отделение «Курское», а дела передаются нам. Чтобы представить себе, что это значило, достаточно сказать, что по объему операций Курское – это вторая Поляна. Отсюда соответствующее количество досье клиентов, архивных документов, выписок, и.т.д. Как говорится, пиздец подкрался незаметно. А за последний год в отделении и частично в филиале устоялась такая практика: в обычное время среди руководства господин Акимкин считался идиотом. Но как только где-то начиналась жопа – он становился там нужен. Из Тверского все разбежались – помоги, господин Акимкин, отбалансировать банкомат (звонила и просила сама Билялова, правда до окончания следствия по фальшивкам). И если в первые дни Голубева не находила себе места в попытках от меня отделаться, то теперь, неизвестно правда, в шутку или всерьез, начала говорить: «А мы тебя еще может, и не отпустим». Нет, меня не просили остаться – скорее это был просто прикол, хотя – как посмотреть... Со своей стороны я рассчитывал поступить так: уходить я уже решил однозначно, но напоследок мне хотелось взять начальство на понт – я решил, что если меня всерьез попросят остаться, то буду выторговывать себе выгодные (и заведомо невыполнимые) условия – в их числе – должность ведущего или главного специалиста и зарплату в 1000 баксов. Правда, меня отпустили с миром. Напоследок разослал прощальное сообщение по списку, который не каждый управляющий в запасе имел – порядка 40 корреспондентам. Правда из них в ответ мне написала только главный специалист УРП Юля Березовская, пожелавшая удачи и начальник Отдела поддержки ВСП ОПЕРУ (мой постоянный корреспондент) Галина Гринкевич, пожелавшая, чтобы полученные мной знания не пропали даром. Остальные промолчали – видимо сочли мое прощальное сообщение уткой – ведь я так не хотел уходить. А может просто у них случился ступор от такого неожиданного сообщения.
Так что теперь моя связь с Росбанком состоит только в том, чтобы периодически перезваниваться с бывшими коллегами по Театральному, а также одно время я прикалывался следующим образом: заходил в отделение и просил провести какую-нибудь экзотическую операцию. Когда мне ее провести не могли, я объяснял сотруднику, как ее проводить, а потом залезал в Интернет на www.banki.ru и отписывал негативный отзыв. Кстати, в день моего увольнения я отписал про Росбанк все, что накипело за 2 года и 8 месяцев работы.
Дополнительно скажу, что мы с Ведерниковым вылетели со своих постов практически одновременно – как в 1964 году Никита Хрущев и космический корабль «Восход-1». Только я по собственному желанию, а его сняли.
От всей работы в Росбанке у меня остались три памятных вещи: золотая карточка Visa, профиль в системе «Интернет-банк» и оранжевый галстук от формы самого первого образца.

За сим позвольте откланяться.
Бывший старший кассир дополнительного офиса «Театральный» Акимкин Михаил Сергеевич, более известный по прозвищу в начальственных кругах как «Господин Акимкин».

Откуда стыбрено? Или аффтар попросил тебя вывесить это в инет? :)))

На вопросы анонимов не отвечаю принципиально.