[261x400]
БЕЛАЯ НОЧЬ

Я ходил по Петербургу ночью,
Белой ночью, вдоль пустых каналов,
И холодные сжимал перила
Над водою черной наклоняясь

В темном зеркале канала спали
Опрокинувшихся зданий стены
И в воде мерцали стекла окон,
Что в заре вверху дома горели.

Не у этих ли решетки видел
Достоевский Настеньку когда-то
Как она глядела безнадежно
В ту же воду сонную канала.

И в ту ночь заря с печалью тихой
Отражалась в окнах, как сегодня
А в зеленом небе золотился
Тот же самый шпиль Адмиралтейства.

В тишине шаги звучали эхом,
Когда шел я гулким переулком,
Где во мгле домов пустуют стены
За глухою линией заборов.

И все так же эхо повторяет
Одинокий шаг осиротелых
Тех, кто Настеньку свою утратил
Белой ночью, средь пустынных улиц.

Июль - декабрь 1922. Петербург

ПЕТЕРБУРГ

Черный горбатый каменный мост
Навис над водою темной канала.
Серые люди один за другим
Идут вереницей по скользкому мосту
Точно слепые толкутся во тьме,
Сменяя друг друга, слова оброняют,
Тень за тенью мимо меня
В тумане ночном пропадают безследно
Бредом безумным шум городской
Висит над водою канала безмолвной:
Топот копыт ломовых лошадей,
По талому снегу - визг полозьев,
Стук и шарканье ног на мосту,
Обрывки неясные фраз прохожих…
Вниз гляжу в глубокий канал.
Холодныя мертвыя воды - во мраке,
Камни гранитные стен берегов
Уходят в глубь водяную как в бездну.
Темень кругом, лишь вдали зажглась
Фонарей золотых одинокая нитка.
В далях канала огни фонарей
Бахромы остриев отразились четко.
Неба не вижу. Есть ли оно?
Надвинулась тьма и в душе нет просвета
Надо идти, а куда - все равно.
[Площадь. Стоят полукругом дома
С зубчатыми трубами высятся крыши
Щурятся редкия окна домов,
Безликих людей чернеют тени.
Сходятся вместе, расходятся вновь,
Ругаясь площадно на площади темной,
Рвут друг у друга смрадную рвань.
***
Пустует площадь, в угол забились
Жмутся к забору живою стеной,
Стоят друг за другом, молчат в ожидании -
Ждут отворят ворота когда.
***
Стоят неподвижно, вплотную слившись
Будто в серый коленчатый червь.
Стоят терпеливо, согнувшись, в отрепьях
Молча глядят на меня.

Петербург, 1904-1921

ПЕТЕРБУРГ

Мой Петербург, израненный и нищий
И в рубище своем стоит как был:
С загадкой прежней, в каменном величьи
Неколебим суровый исполин.

Растет трава на мостовых пустынных,
Оград чугунных заржавел узор,
Осели плиты набережной пышной
И дали трещины столбы колонн дворцов.

Фабричных труб не веют флаги дыма
На мостовых не слышен звук копыт
И вывески закрытых магазинов
Забытыя с иронией висят.

Но белой ночью тихий свет безлунный
Как прежде в окнах светится в тоске
И на Неве серебряныя струи
В сияньи месяца все ж те, что Пушкин зрел.

И в зимнем саване Исакий величавый
На солнце искрится, сияют купола
И вечером над мертвыми домами
Горит Адмиралтейская игла.

Пускай мальчишки с лестницы Сената,
Покрытой льдом, катаются зимой
Весною же на собственных салазках
Скользят со скал Великаго Петра;

Пусть на ноге качаются огромной
Змею поправшаго пятой коня -
Нет нужды в том. Дух чопорности строгой
Царившей на брегах Невы, угас,

Иль временно уснул, но белые колонны
Сената грознаго и Медный Всадник сам
Стоят незыблемо в своей красе холодной
И игры дерзкие не оскорбят их сна.

Пусть сбиты литеры на глыбе Фальконета
И чрево бронзовое лошади Петра
Изрезал нож фамильями пигмеев
И начертал заборныя слова -

Пусть будет так.
Грядущим поколеньям
Царапины и шрамы дней сих злых
Расскажут многое, как iероглиф на сфинксах,
Как летопись красноречивей слов.

Пусть умер быт, пусть умирает город
Пускай трава растет на площадях
Мой Петербург пустынный в ранах гордый
И не воскреснет, если не умрет.

Петербург, 28 декабря 1920