оочень понравилось... немного, но здорово...

ПРО ПЕТЮ
Пришел он к ней. Выпили шампанского и он ей сразу: Выходи за меня замуж.

Она ему: Да. Да. Да.

Хлоп, и образовали свой домик не мыльный, не пенный.

Затем через два года родилась еще дочурка, которую назвали Петей. Почему Петей, я Вам сейчас расскажу.

Приезжал на ту беду в ноябре и выступал в театре Мариус Петипа. Вот поэтому и Петей.

Он-то приезжал и уехал, а она родилась и осталась.

Эта Петя была классная девчонка.

Сидит она как-то на окне и прыг вниз. Да и разбилась к черту.

Так это неожиданно было. Так неожиданно.



ПРО КНИЖКУ
Пришел ко мне Влас. Сели мы и выпили три бутылки водки. Наступило утро, и он вместе с ним ушел.

Сел я в кровати книгу почитать.

Книга называлась Заболоцкий. Это тот, кто живет за болотом -- заболоцкий. Там за болотом много жило таких людей, но они умерли. Один из них остался, но после всего так перенервничал, что заболел и тоже умер.

Но был у него сын -- Заболот. Этот сын ушел в армию, а вернулся абсолютным психом. Крыша у него прозябала крепко.

И нашел он классную девчонку. Они везде ходили, говорили. Здорово было. Но потом Заболота стало дергать, и так он разрушил идиллию.

Последнее время он работал на дачах сторожем. Пил страшно. Ходил веселый и с расстояния в тридцать метров попадал в пятак.



ПРО ДРУГА
Перед работой решил зайти в туалет. Глядь, а на стене фотография Демиса Русоса.

-- Так, -- думаю. И пошел на работу.

Только через улицу переходить, раз, и сшибла меня машина. Делать нечего. Встал. Снова пошел, но уже медленнее. Вышел только на Слободянскую, хрясь, сшибает меня по-новой…

Это я Вам доложу.

Что делать? Встал, и на работу. И только вышел на Липки, мы с ней в третий раз столкнулись.

Шофер выходит из нее и говорит:

-- Друг, ну ты и ходишь.

-- А я на работу, -- сказал я.



СУДЬБА
Вообще рассказывать тут нечего. Николай пошел за грибами в лес. Красота. Идет, грибы собирает. Красные в левый карман, а желтые в правый.

Вдруг почудился ему в кустах волк. Как ломанулся от него Николай, не разбирая дороги.

Очнулся -- лес кругом. Места глухие, таежные. Куда идти? Неизвестно. В деревне же у него жена осталась красавица, а в карманах -- грибы разноцветные.

-- Сволочи, -- сказал Николай и заплакал.

Утром же, на свежую голову, нашел лесников и выматерил их как следует.



ТРИ ТОВАРИЩА
У дворца бракосочетания встретились два товарища. Пошли в парк есть мороженое и на качелях качаться.

Покачались час, покачались два. Все мороженое в парке выели. Стали хамить, к барышням приставать. К полудню так рассобачились, что слов нету.

Вот и решил застрелить их милиционер Геннадий. Прицелился и говорит:

-- Не сомневайтесь, я свое намерение исполню.

-- Бог с Вами, товарищ лейтенант, -- взмолились негодяи. -- Мы больше не будем.

-- А больше и не надо, -- ответил им товарищ лейтенант.



ЛИСТОПАД
Заболоту стукнуло сорок пять. Возраст сильных духом. А на дачах валил листопад. Сил никаких не было на красоту такую смотреть. В дачах, половина из которых пустовала, все, буквально все заваливало опавшей листвой. Столы, стулья, рояли, мраморные позеленевшие от старости статуи, книги и книжные полки, настольные лампы и навесные гамаки, гостиные и сени, кухни и прихожие, залы и гобелены. Все, совершенно все заваливал разноцветный, пряно пахнущий палый лист. Те из дачников, кто до этой поры не съехал в город, спешно съезжали, бросая все.

Заболот в грязной, распространяющей дурной запах шинелке бродил от дачке к дачке и стрелял им прямо в окна. Его не пугало прибытие осени. Он приветствовал ее страшный приход.



ЗАБОТЫ
Влас купил себе костюм. Обыкновенный. Двубортный. Надел его и несколько раз прошел по комнате туда сюда. Перед зеркалом. Потом надел ботинки и ушел из дома.

Жена его, Людмила, чуть с ума не сошла.

Через полгода от Власа письмо пришло, где писал, что все у него хорошо и костюм ему пришелся в самую пору.



ПРО ЛЮБОВЬ
Все кончилось хорошо. Они не поженились ни осенью, ни зимой, и уж, конечно, весной жениться было вовсе глупо. К этому времени она была на восьмом месяце и ее дико тошнило от одного вида свадебного платья.

Он уехал к родителям в другой город за деньгами. Она родила в его отсутствие.

С высоты третьего больничного этажа ей отчетливо был виден парк, крошечные козявочки скамеек, лихой и придурковатый размах чертового колеса.



ПРО ВАСИЛИЯ
У моей дальней родственницы были индоутки. И летать они не умели. А Василий выпил, и они у него залетали. Забравшись на крышу, он доставал их по одной из мешка и запускал, как голубей.

Три полетело, остальные разбились.

Вот такая история.



УСТАЛОСТЬ
Познакомились в купе. Сошли с поезда ночью. Сели на такси. Дома легли спать. Через четыре года он умер от рака легких. Еще через восемь она уехала в Канаду жить.

В Канаде очень много озер, голубых, как глаза ее первого мужа. Она очень устает на работе.



БЕГОТНЯ
На рыбалке Николай заснул. Вдруг проснулся и засобирался домой. По дороге упал с мотоцикла и сломал ногу.

Нога срастается плохо. На ней, как грибы на дереве, стоят аппараты Елизарова, из нее вырастают железные спицы.

Трудно доктору Иванчикову с таким пациентом.



КАЧЕЛИ
Моего друга задавила жаба.

Она толстая, от земли метр тридцать, глаза требовательные.

Выходя из дома, он всюду ее берет с собой. Так они и ходят: человек и его жаба.

Интересно, что кто-то из них двоих всегда грустный.



КОРАБЛИ
Костик женился на Марии пять лет назад.

Племянница у Марии -- Тося. Каждое утро делает зарядку во дворе.

Костик заметил, что у нее на трусиках корабли.

Однажды Костик взял и пригласил Тосю в кино.

Теперь у них любовный треугольник.



НА ОГОРОДЕ
Чиновница Элеонора Майская приехала на дачу утром во вторник, намереваясь, видимо, пробыть здесь дня два.

Ее муж, Майский, не приехал, и стало скучно.

В саду она наткнулась на лопату и отправилась копать огород.

В огороде стоял Заболот с ружьем и плакал. Его мучила эта жизнь, в которой так мало места для мужества.

Первый раз за долгие месяцы Заболот помылся по-человечески, в ванной.



ПРИРОДА
Разводить пчел очень выгодно. Полезно пить по утрам теплую воду. Хорошо, когда воздух, бодрящ и свеж, омывает усталые члены.

Используют и купания. При отсутствии в доме гантелей достаточны и упражнения с собственным весом. Боже упаси, есть пестициды. От стрессов же человек мрет. Невыносимы страдания больных.

Слезы омолаживают -- это доказано.

Интересно, что все это в природе человеческой, -- и собаки, и кошки, и самый распоследний цветок.



ОКТЯБРЬ
Коты размножаются ночью. Люди же, практически, всегда.

В этом вся разница.

Одно только и есть, что валериана и водка. Где же и искать счастья, если не в забвении?



КОГДА?
Николай настроил гитару и запел. Гости вздрогнули и сомкнули ряды. Желтая лампочка на 40 Ватт светила им в лица.

После ели картошку с сырным салатом и селедкой.

Когда все закончилось, Николай в халате пошел выносить из квартиры мусор.

На улице дуло, сумерки трещали от разрядов близкой грозы.

-- Мамочка родная, -- подумал он, -- разглядывая яркие окна, -- когда же я поумнею.



ПОДРУГИ
-- Ну, давай будем просто друзьями?- сказала она ему.

-- Действительно, -- сказал Заболот, -- хрен ли нам не подружить теперь?

По воздуху летели паутинки. Тепло было, страсть.

Через полгода, в осенние холода, поехал Заболот на базар в город и в мясных рядах столкнулся с нею.

-- Привет, -- сказал он, -- все питаешься?

-- Ох, -- сказала она и, жалобно выпучив глаза, зарыдала.

В парке под мелким дождиком они из пластмассовых стаканчиков пили водку "Смирнов" со свежей карамелью.

Свою дачу Майские продали зимой, и за отдельную плату Заболот с остервенением забрасывал в крытую машину заснеженные стулья.



КРАСОТА
На Псковской дом восемь умерла старуха. Родственники заплакали, забил в барабан оркестр.

Поминать водили в три смены. Значит так. В первую сели те, кто помогал. Дали суп горячий, колбаску, пирожки, сырок.

Вторыми пошли соседи и подруги покойной. Эти сидели дольше, однако уходили не веселясь.

На вечер усадили родственников.

Брат покойницы, седой старик в роговых очках, встал и сказал слово.

-- Сестра моя в молодости была красавица. А я вот, ее пережил.

Он постоял, подумал, пожевал губами. Рюмка в его руках было накренилась, но он выровнял ее и, оглядев накрытый стол, неожиданно добавил с тоскою:

-- Эх, красота…



ЛУНА НАД ДЕРЕВНЕЙ В ЧАС,
КОГДА НИКОЛАЙ УМИРАЛ ОТ ЖАЖДЫ
Шел сильнейший, даже по нашим временам, снегопад. Он валил, пер просто, я не знаю…

С неба валились глыбы. Бух, трах, ах, ах…

Валило заборы, часовни, деревья. Мужики по избам, дети по лавкам, бабы по окнам.

На избе Николая висела табличка: "Председатель общины".

У распахнутых настежь дверей стоял Николай и сумрачно созерцал снежное наводнение. В недрах дома сидела жена-красавица и читала книги. В доме же кончилась водка.

-- Ни луны, ни водки, -- горько заметил Председатель общины и тихо закрыл за собою дверь.



ЧАЙ
Грушенька играла "Рондо капричиозо" Сен Санса. Играла не по-девичьи, по-мужски. Ух, блин, как она играла. Скрипочка в ее руках кричала и пела, как ангел, узнавший сомнение. Выпускная комиссия съежилась в углу и топорщилась очками, как сумасшедший луноход.

Тяжелые плотные шторы шевелил туман, лезший из окна. Душно, август, еще эти, как их, рододендроны. Серый моросящий воздух налип на окна…


--------------------------------------------------------------------------------

Профессор Бершадский Генрих Эммануилович был уже слишком стар для подобных стрессов. От игры этой молодой и красивой женщины ему стало страшновато и тоскливо. Будто смерть увидел.

Едва дожив до тишины, он встал и, не прощаясь, ушел из класса, из консерватории. Тихо поблескивая очками, перешел бульвар и пешком взобрался на пятый этаж. Отдышавшись, открыл дверь и, войдя в прихожую, внезапно заплакал. Плакал он, чуть постанывая, указательным пальцем утирал слезы.

Успокоившись, делал чай. Потом пил его, глядя в окно на липы и каштаны вечереющего бульвара.

Чай, в общем-то, чрезвычайно тонизирует. Его профессору возили из заграницы.


--------------------------------------------------------------------------------

Серый моросящий воздух налип на окна.

Среди избранной публики сидел Влас. Дикими глазами смотрел он вокруг. Если бы кто шевельнулся во время этого Рондо, Влас бы подошел к нему и молча оторвал бы голову. На счастье, все сидели недвижимо. Только в самом конце, не дослушав семнадцатой доли секунды еще звучавшей музыки, быстро поднялся и бесшумно истек из залы седой мрачный старик в истертом от времени костюме.

Влас было расстроился, но последовавшее вслед за тем искупило все его ожидания.

Грушенька смотрела счастливыми глазами на своего лоховатого избранника и млела от волнения и духоты.

Дома Влас и Грушенька объелись мороженого и безе, что, кстати, было совершенно напрасно. К вечеру у ней началась лихорадка, которую не удалось успокоить ни доктору, вызванному назавтра, ни чаю, с малины, пахнущему на весь дом.


--------------------------------------------------------------------------------

Серый моросящий воздух налип на окна.

Лет так двадцать тому Грушенька, еще не носившая тонких золотых серег и красной итальянской блузки с кружавчиками, ехала с мамой через Дон на поезде. Вообще, где там был Дон, Грушенька так и не поняла. Везде шли водные широкие рукава, от горизонта до горизонта там и сям были какие-то странноватые поселенья. Особенно же ей запомнился внизу, где-то под, между каким-то и каким-то берегом, грандиозный и неясный полуразрушенный мост.

Поезд шел высоко над Доном сначала по насыпи, потом по мосту, которого, конечно, видно не было, потому что он был новенький и сильный тут, под ногами. Тот, старый, умирающий остов висел глубоко внизу между каким-то и каким-то берегом. В его разломе было застывшее движение опустившегося на колени человека. В его умирании было что-то такое, чего нет во всех, блин, самых распрекрасных мостах.

Все это схватилось в ее душе разом, вмиг.

Потом все пропало. Потом и Дон проехали.

Больше ничего в той поездке и не было. Только звенели ложки в стаканчиках чая, аккомпанируя мельканию станций и городов.



КАЗАКИ
Смелость нужна всем. Вот, например, у Николая она была. Взять свечу и пойти в оплывший от осени лес тоже не легко. К тому же и просто страшно. А волки, скажем? Или, допустим, сила нечистая?

Так что не скажите. На это в душе философию иметь надобно. А тут в лес, ночью, в первые, притихшие перед основательной непогодой ноябрьские часы.

Не знаю как Вы, я пошел бы вряд ли.

Свеча, она что? Огонек и вся недолга. Горит, горит -- потух. Фу, -- на него ветер, и потух. Тут вся слепь и выморочь в глаза набъется. Руки спички по карманам ищут, чтобы, значит, зажечь. Да поди ж ты!

Очень легко и голову разбить, если в случайный овраг скатишься.

Я знаю случаи, когда человек на ровном месте шел и умирал. Потом все говорили, что судьба.

Про альпинистов, врать не буду, не знаю ничего. Это их дело.

А Николай, как стемнело, встал тихонько, чтоб жену не разбудить, оделся, взял свечу, початый коробок спичек и двинул.

Как дворами шел -- еще ничего. Но потом же в лес пора стала заходить. Что, впрочем, совсем не удивительно…

А что, интересно было бы посмотреть, как шел он с зажженной свечей между темных и мокрых деревьев.



КОРОМЫСЛО
Превеликое блаженство, государи мои, заключается в умении говорить понятно.

К примеру, Заболот утруждал себя в этом мало, но в душе своей часто и часто страдал от неумения выразить, где горбыль, а где лопата по существу, без экивоков и странностей.

Чума была на его дурную голову, и как-то, сильно принявши, пошел из самых дач в город к своим старинным друзьям. По-научному если мерить, так там всего километров шесть. Шел, однако, часа четыре по весенней распутице, с ружьем, да еще, видимо, какое-то время не в ту сторону.

А у нас ведь что удумали в последнее время. В некоторых домах особо приличного населения на подъезды замки вешают.

Замки замками -- пусть хоть собак дохлых себе на двери повесят, но ведь к ним в европах еще и звонки ставят или, там, другие сообщительные устройства.

В прошлые времена в домах хоть дворники были. Говорят, удобно было страсть. Как в метро. Ты ему по таксе, он -- со всем возможным радушием.

Однако это все к делу не идет потому, что до города он так и не дошел. Пришел на немецкий хутор. Два дома, три коровы. Даже собаки спят.

Прислонился к воротам, стоит и думает, как попонятней хозяевам рассказать, что у него на душе всю жизнь творилось.

Нет чтобы взять и всандалить им по окнам. Небось, сразу бы состраданием прониклись. А он же нет. Интеллигент хренов.

Ну и достоялся, финик мартовский. Заснул у ворот, а к утру морозец взялся.

Дальше вы и сами знаете.

Привычки не имею с чужих слов что-нибудь звонить, но, говорят, будто почки ему удалили и мочевой пузырь.

С другой стороны, если разобраться, ну на кой они ему вообще были нужны? А без пузыря, я думаю, и с бабой сподручней, да и не это в человеке главное.



САМОГОН
Мне уже видно никогда не случится побывать в том городе у реки, где мы с моим отцом в Первую мировую самогон варили.

Как сейчас стоит перед глазами маленький ухоженный садик с малиною и десятком каких-то деревьев. Грядочки ровные, клумбочки, синие от васильков и анютиных глазок.

Соседом у нас -- дед Иван. Он один раз в столицах был и как раз попал -- Толстого хоронили. С тем и приехал.

Передам ли вам сквозь года тот мед и тот яблоневый цвет первой трети двадцатого века? А товарищество наше -- я да батька мой, да дед Иван?

Петух у нас один остался со всего нашего курятника, а у деда Ивана, наоборот, куры одни остались, чтоб им пусто было. Так, верите, когда мы того петуха по утру из залы нашей выпускали, он так красиво шел сквозь окна, стены, заборы и засовы, что казалось нам: не петух идет, а счастье наше от нас уходит.

Не буду врать, были в городке и девки. Но об этом и без меня каждый превзошел предостаточно, поэтому я о другом.

Вот возьмем душу человеческую. Она от чего болит? Все болит и болит, окаянная. Ни ей, ни себе от боли этой ладу дать невозможно. Мне скажут -- совесть. Положим, что и совесть, не без этого. Ну, так совесть, я так полагаю, сама и не болит. Это от нее же, каракатицы, вся спина по ночам как от нагайки кровоточит, а ей то что?

Нет. Не только тут в совести дело…

А может, и ни к чему я это все растеял с душой, и с совестью, да и с домиком у реки, пожалуй…

Да и наврал много…

Ну, так это, с другой стороны, святое дело.



ЗОЛОТО
Санька, Николаева дочка, влюбчива. Последняя любовь ее -- Аль Пачино.

Если по справедливости -- так он на ней уже тридцать раз жениться должен. Хотя и странно все.

Иной раз, особенно с утра, Санька придет к бабушке, Николаевой теще, и плачет-плачет. Чего плачет -- дело темное.

Так что еще неизвестно -- вышло бы у них что путное с Аль Пачино или нет.

-- Бог с тобой, -- говорит Николаева теща, -- не плачь, золото мое. Мы с тобой сейчас киселя наварим.



ВЕСНА
Бригада строила магазин. Балка упала на голову бригадиру и убила к черту. Вот и весь сказ.

Теперь каждую весну пятнадцать сильных и молодых мужиков как лунатики, где бы ни находились, собираются на старом зеленом кладбище в поминальный день.

Колбаска, яички, кто-то все время котлеты носит.

Пьют водку, говорят.

Ну хрен его знает, к родственнику на могилку нету времени пойти, а тут к бригадиру. И магазинов они больше не строят. Вообще ничего не строят, да и видятся редко.

Такое впечатление, что так теперь и будут ходить до самой смерти. Будут умирать по одному, как пушкинские лицеисты. А когда-нибудь придет один со своими котлетами и бутылкой холодной водки, а больше никто и не придет.

Тогда тоже будет весна.

Могилку обновит, где подкрасит, а где подчистит. Разложит еду, нальет водки стакан, до краев. Но ни есть, ни пить не будет сразу. Закурит.

Липы тридцатилетние его стол обступят, шиповник какой-нибудь ближе подлезет, оса на мясо прилетит и завозится, деловая и желтая…

Ну что еще? Да вот, пожалуй, и все.



ДИЛЕТАНТЫ
Мы встречались в бане. На первом этаже у парикмахера Шуры стриглись. На втором -- раздевались и шли в парилку.

В парилке стоял сухой и плотный жар.

Садились на самый верх и молча сидели минут сорок. Голые, в вязаных шапочках.

Обычно делали три-четыре ходки. Больше выдержать было трудно. Веники нас почему-то особо не прельщали, а посему старые банщики смотрели на нас снисходительно.

За три часа произносилось полтора десятка слов. Потели мы обильно, и после парилки январский оттепельный воздух казался необычайно вкусным.

Два раза, нарушая традиции, ходили пить холодное шампанское с орехами.

Выжатое тело с благодарностью принимало красные потоки вина и опьянение было легким и славным.

На остановке прощались, и я шел пешком, похрустывая подтаявшим снегом.

Весною баню закрыли на ремонт. Лето проползло мимо окон и закончилось в октябре, а с холодами пошла такая жизнь, что какая тут, к черту, баня.



В ИЗГНАНИИ
Пушкин стоял на пороге. В соседней комнате спала няня. Она привила Пушкину любовь к народу.

Он и в изгнании оставался русским поэтом. Рано утром вставал и лез в кадку с холодной водой. Затем скакал по полю. В поле прыгали зайцы, и Пушкин часто их догонял, хватая за уши. Зайцы же его любили -- они были частью русской природы.



МЕЧТА
Первоклассник Никита обиделся и ушел из школы. Солнце садилось за осенний пустырь. Зябкие листья -- оранжевый ветер.

Через дорогу люди собирали картошку. Никита вдохнул запах свежей картофельной ботвы, крепко задумался и пошел по дорогам в поля.



ПИКНИК
Мы плыли на пароходе. Прошлое маячило впереди. Будущее оставалось в фарватере. Ксения Владимировна стояла, держась за поручни, и пыталась плакать в носовой платок.

Женька украл у матроса зажигалку. Матерчатые кресла трепало, как паруса. На какой-то отмели я увидела голую парочку. Мы им махали с палубы, а они -- нам.

После прибытия пошел дождь, и мы с Женькой намокли, как свиньи. Это хорошо, что отец у нас один, а матери разные, гораздо лучше, чем когда мать одна и разные отцы.



СЛЕЗЫ
-- Дура ты, дура, -- жалел Николай жену. Она же сидела на кровати в трусах и заливалась горючими слезами.

-- Любишь тебя, любишь, -- говорил он, -- а толку нету.

В окна залезло ранее утро. Николай сварил кофе и принес жене ветчины.

Она ела ее с кофе и плакала.

В обед под мелким дождиком Николай поволок жену в лес -- проветрить. Потаскав ее часа три между сосенок, и сам воспрянул духом.

К вечеру все в доме успокоилось, и он полюбопытствовал об чем были слезы.

-- Да так, -- ответила задумчиво, -- тебя жалко стало.



МЕСТИ
На краю земли, за водонапорной башней, на бывшем спортивном стадионе им. Кирова Влас лежал в теплой, согретой закатным солнцем, траве. Лежал он в брюках, пиджаке и галстуке.

Схоронив Грушеньку, жил он тихо и раздумчиво.

У родниковых же оврагов жила лягушка. Она была раненой. Рана зажила, но злая память осталась.

Собралась она и решила отомстить. В траве увидала валяющегося Власа. Подошла к нему и говорит:

-- Что ты тут валяешься, милый?

-- В мое сердце стучит пепел Клааса, -- не открывая глаз, ответствовал он.

-- Да ну! -- сказала лягушка и присела, чтобы послушать его историю.

-- Была у меня любимая, -- сказал Влас, -- купил я ей один раз много вкусного и холодного мороженого. Она наелась и померла.

Влас замолчал и открыл глаза.

-- А тебе какого в овраге не сидится? -- поинтересовался у нее Влас.

-- Э, милый, -- сказала тварь, расхнюпившись, -- меня человек велосипедом переехал. Только третий день, как ходить начала, думала, кончусь. Теперь иду задушить его хочу, паскуду невнимательную.

-- Дела, -- сказал Влас, приподнявшись на локте, -- Так, может, по стаканчику? -- предложил он, -- Для равновесия.

-- А и по стаканчику, -- задумалась лягушка, -- на мой век велосипедистов хватит.