Это цитата сообщения Shuurey Оригинальное сообщение

Василий Суриков.Неожиданные работы.

Обь.

Четвертый Вселенский собор.
[590x665]

Суриков.Большой маскарад в 1772 году на улицах Москвы с участием Петра I и князя-кесаря И.Ф.Ромодановского.

[550x381]
Вечер в Петербурге
[550x316]
Вид Памятника Петру I в Петербурге на Сенатской площади.


[550x395]

Изгнание Христом торгующих из храма.1873

[527x352]

Исцеление слепорожденного Иисусом Христом.1888

[437x699]
Колокольня Ивана Великого и купола Успенского собора.


[550x367]
Миланский собор.
[550x424]
Нерукотворный образ.1872


[542x389]
Суриков.Посещение царевной женского монастыря.


[699x492]

Саломея приносит голову Иоанна Крестителя своей матери Иродиаде.


[336x393]
Церковь в селе Дьякове

[550x388]

Автор: Дмитрий Смолев

Сайт: Известия

Статья: Искусство казацкого рода
Дата публикации: 23.01.2008



Сурикова у нас почитают давно, еще со времен написания первой большой картины "Утро стрелецкой казни". Он был знаменит при жизни, но мировой славы так и не познал - что вряд ли справедливо. Суриков брал сюжеты исключительно из русской истории, однако по уровню дарования был художником международного класса.

Если сравнивать фигуру этого живописца с кем-то из "смежных цехов", то подходящий вариант - со Станиславским. Конечно, Василий Иванович в отличие от Константина Сергеевича не был теоретиком и наставительных книг не писал, но его метод вживания в картины вполне сродни знаменитой театральной системе. Ведь как писались исторические полотна до Сурикова? Важны были аффектация и величественность, чтобы зритель не перепутал, не дай Бог, изображаемое событие с каким-нибудь заурядным происшествием. Чем помпезнее, тем лучше. Древнерусские сценки выглядели точно так же, как древнеримские или любые другие. И благородные профили героев казались списанными с единого классического образца. Случались исключения - вспомнить хотя бы Брюллова и Иванова, но общий принцип оставался неколебим. И лишь Василий Суриков взялся добиться жизненной достоверности.

Отнести бы это его качество на счет причастности к передвижникам, однако не похоже. Другой был подход. У большинства членов Товарищества передвижных выставок правда жизни оставалась протокольной. Подчеркнутое сострадание персонажам выражалось извне, до глубины сюжета кисть обычно не дотягивалась. (Разумеется, тут тоже бывали исключения - в лице Репина или Крамского.) А вот Суриков добирался до самого дна и к поверхности возвращался с поразительными результатами.

Комплимент, которым современники регулярно одаривали его произведения: "Художник будто сам видел", - не представляется точным. Суриков, безусловно, видел - но не то, что появлялось на холсте. Импульсом для "Утра стрелецкой казни" послужило зрелище зажженных свеч на Ваганьковском кладбище. "Боярыня Морозова" родилась из впечатления от вороны с перебитым крылом на снегу. Представьте, какова была дорога от почти случайных образов до готовых картин. Это и можно назвать вживанием. Если на старте нет ничего, кроме путеводного знака, значит, каждый следующий шаг необходимо с этим знаком сверять. Никакой персонаж не может оказаться условным, усредненным - нужен только тот, который нужен.

Встречаются в литературе почти анекдотические описания того, как Суриков искал прототипов для своих героев. Скажем, опального князя Меншикова он "узнал" в уличном прохожем, который оказался чопорным преподавателем и наотрез отказался позировать. Пришлось чуть ли не взятки давать его домашним, чтобы уговорили строптивца. А типажей для "Покорения Сибири Ермаком" художник искал на Дону, в казачьих станицах. Там, впрочем, отношение было куда доброжелательнее. Живописца сразу признали своим, что и неудивительно: предки его вышли из этих мест и с тем самым Ермаком отправились некогда за Урал - на битву с войсками хана Кучума. Суриков говаривал не без гордости: "Род мой казачий, очень древний".

Забегая вперед, стоит сказать, что даже перспектива породниться с "хорошей дворянской семьей" его не особенно вдохновила. Когда дочь Ольга объявила о намерении выйти замуж за Петра Кончаловского, Суриков поначалу противился. Но характером Ольга пошла в отца и на своем настояла. Впоследствии тесть с зятем стали настоящими друзьями, даже ездили вдвоем на этюды в Испанию. Как ни удивительно, Василий Иванович совершенно не осуждал новаторских увлечений Кончаловского - ровно наоборот. Будучи живописцем от природы, а не только по образованию, он не мог не чувствовать оправданности многих изменений в художественной культуре. Жившая в Париже Наталья Поленова так вспоминала о его восприятии импрессионизма: "Все твердит, что для него графин Мане выше всякой идеи".

В своих собственных работах Суриков, конечно, не был живописным радикалом, а вот умеренным революционером - безусловно. Не всякий зритель отдает себе отчет, что воздействие суриковских картин зависит от колористических и других художественных решений даже больше, чем от сюжета. Что "серые и запекшейся крови тона" в упомянутом "Утре" придали стрелецкой казни то настроение, которое уже не изменить наличием или отсутствием фигуры повешенного (имелись свидетельства, что автор очень мучился, не перегибает ли он палку на предмет излишней жестокости сцены). И хрестоматийный снег с пленэрными рефлексами, выписанными в "Боярыне", влияет на подсознание чуть ли не сильнее, чем сама история о раскольнице, бросившей вызов патриарху Никону. А согбенная фигура Меншикова в Березове, если присмотреться, довольно непропорциональна по отношению к комнате - Суриков пошел на умышленное искажение пропорций для пущего драматизма. В том числе и по этим причинам его можно назвать художником интернационального масштаба: живопись действительно для него стояла "выше всякой идеи". Неспроста Василий Иванович никогда не писал на заказ и отказывался от преподавания, говоря, что важнее всего для него свобода. И когда в советское время у нас прославляли Сурикова как певца российской истории, то одновременно с возвеличиванием и принижали. Он создавал вещи, достойные внимания не одних лишь "местных".

Международное признание добрали потомки. Зять Петр Петрович Кончаловский, из бунтаря со временем сделавшийся вальяжным "красным барином", вошел в святцы русского авангарда, популярного на Западе. Про правнуков Сурикова - Андрея Кончаловского и Никиту Михалкова - и говорить нечего. Но любопытно, что внутри страны интерес к их предку не ослабевает. Магнетизма во всех суриковских полотнах хватает, чтобы удержать наше внимание и в XXI веке.
http://www.peoples.ru/art/painter/surikov/index.html