Давным-давно на полке со старыми ворчливыми книгами стоял себе серый плюшевый ослик. Ему было одиноко и скучно. Книги лишь посмеивались над ним, изредка отры ваясь от важных философских споров.
Но однажды в доме зашумело, полилась музыка, замелькали разноцветные гости. И вдруг на полке рядом с осликом очутилась маленькая прекрасная хрустальная роза. Она по молчала для приличия, потом поинтересовалась:
– Конь?
– Ну, что-то вроде, – ответил ослик, смутившись.
– Знаешь, – заметила роза, эффектно сверкнув всеми лепестками, – мне всегда нравились лошади.
– А ослы? – тихо поинтересовался ослик.
Но роза не расслышала и продолжала, сверкая все ярче и ярче:
– Я бы даже сказала, что люблю лошадей.
– Правда?
Но тут в комнате задремал свет. Большие старые часы сказали:
– Динь-дон. Пора спать.
– Спокойной ночи, – сказал ослик.
– Спокойной ночи, – прошептала роза.
"Она похожа на настоящую розу, – думал ослик, засыпая. – Я таких никогда здесь не видел – только на картинке в одной из книг. Но это просто свет так падает. Она всего лишь из хрусталя, а я из плюша. Мы – игрушки и больше ничего".
"Какой чудный ослик, – думала роза, прикрыв лепестки. – Такой красивый и доб рый, как настоящий конь. Как обидно, что мы не можем двигаться. Я бы так хотела по дойти к нему чуть ближе".
На утро ослик проснулся как будто чуточку другим и первым делом увидел, как солнце нежно играет на стебле его розы, точно улыбка.
"Я подумал: моя роза? Как странно", – отметил он про себя. А еще ослик заметил, что она стоит будто бы немного ближе к нему.
– Доброе утро, – сказал ослик удивленно. – Мне показалось, или ты сдвинулась с места?
– Доброе утро. Конечно показалось. Игрушки ведь не двигаются. Ты же зна ешь.
– Конечно... Подожди, – опомнился ослик и сделал маленький шажок в сторону прекрасной переполненной солнцем розы. – Это же глупости. Кто это сказал?
– Спроси у старых часов, – уверенно проговорила роза, не замечая, как сама про двигается вперед к серому ослику. – Это знают все.
"Мне страшно, – подумал ослик. – Так хорошо, что страшно. Я боюсь к ней по дойти. Если я поверю в то, что я – не игрушка, потом мне станет больно".
"Я – только хрустальная роза, – подумала роза. – Я могу лишь отражать чужую кра соту и собирать кусочки света. Что со мной происходит? Я не верю. Не верю".
В этот момент запело старое радио.
– Давай потанцуем, – неожиданно для себя самой предложила роза.
– Конечно, – согласился ослик и смело зашагал к ней.
– Только осторожней, – предупредила она. – Я ведь все-таки из хрусталя.
– Конечно, – пообещал ослик, ощущая ее нежную хрупкость как свою собствен ную.
И они танцевали, танцевали даже тогда, когда устала музыка, танцевали, пока не зажмурился свет.
"Странно, – думал ослик засыпая и легонько посапывая. – Она такая теплая. Стекло не бывает таким. Хотя и игрушки не танцуют".
"Он и вправду добрый, мягкий, – думала роза, прикрыв чуть теплые лепестки.– Этот ослик не хочет разбить меня. Но я так нежно устроена..."

Плюшевому ослику снилась виденная в одной из книг солнечная поляна, по которой он радостно бегал, вдыхая разноцветные ароматы, покуда не заметил посередине малень кую алую-алую розу и не узнал ее. Тогда он испугался, что случайно затопчет свой цветок, остановился и понял, что... дышит, что у него настоящая шерстка, что он – настоящий.
Хрустальной розе снилось, что она зеленеет, навсегда теряя прозрачность стек ла, за тем краснеет – то ли от смущения, то ли от солнца, растекающегося по поляне, словно улыбка. А рядом стоит ее ослик и глядит на нее большими родными глазами.
– Динь-дон. Новый день, – громко сообщили старые часы. Ослик приоткрыл веки и сразу же увидел, как его роза, счастливая, зелеными стеблями поправляет алые лепестки, довольно разглядывая себя в стекле полки.
– Ты живая! – закричал он. – Вы видите? – обратился он к пыльным книгам.
– Что? – скептически проворчали те.
– Моя роза – живая! Она – не игрушка!
– Хрусталь есть хрусталь. Это неопровержимый факт. Симпатичная, конечно. Только, дружок, в чепуху не верь.
– А, ну вас. Одна пыль и только.
Книги важно и грозно зашебуршали страницами, но вскоре замолчали, посмеиваясь, лишь переглянулись между собою: мол, осел – ну что с него взять.
Ослик подошел к розе. Она нежно коснулась стеблем его гладкой шерстки.
– У тебя сердце бьется, – прошептала она.
– Да. Так...
– Что?
– Я не знаю. Этого не может быть.
– Что? Скажи.
– Так мы... мы – не игрушки?
И в этот момент их привычная полка взяла и растворилась в комнате, комната рас творилась в окне с небом, а после растворилось и окно. Они очутились на солнечной по ляне. Конечно. Где же еще быть ослику с бьющимся сердцем и маленькой розе с алой-алой улыбкой?
– Я... – прошептала роза.
– Что? – спросил ослик.
– Я...
– Что? Скажи.
– Я люблю ослика.
Ослик сел на траву и заплакал.
– За что? – тихо спросил он.
– У него родные глаза.
Роза еще больше покраснела. Ее юные лепестки светились – то ли от солнца, то ли от нежности.
– Но ведь я – не конь.
– А мне и не нужен конь. Мне нужен ослик.
– Я... – потупился ослик, глядя в землю.
– Что?
– Я... я люблю розу.
Роза раскрыла свой бутон, чтобы лучше слышать.
– За что? – спросила она и заплакала, роняя нектар на свои же мягкие шипы.
– У нее алая-алая улыбка. Я ждал ее всю жизнь.
– А я ждала ослика.
Так они сидели долго-долго – даже еще дольше, жадно глядя друг на друга, и не могли насмотреться. Все стало ясно. Солнце светило потому, что у ослика была роза. Птицы пели потому, что у розы был ослик. Трава была зеленой потому, что ослик был ро зой. Небо было голубым потому, что роза была осликом. Мир был ласковым и нежным, как дитя, потому... потому, что он и всегда был таким – надо было только это по чувствовать.
Сначала рядом с ними пропорхнула рыжая бабочка и прошелестела:
– Вы – самые красивые.
Потом прискакал кузнечик и завистливо прострекотал:
– Сч-сч-счастливые!
После из кустов зафырчал старый еж:
– Роза и осел. Фр-р. Странная пара. Он пропыхтел мимо них и добавил:
– Не верьте, фр-р, тому, кто так скажет.
Вот так они и жили не солнечной поляне: серый ослик и маленькая роза. День рас творялся в неделе, неделя – в месяце, месяц – в году. Пока однажды под вечер...
– Ты помнишь? – спросил ослик.
– Что? – переспросила роза.
– Мы, кажется, когда-то были игрушками на полке.
– Нет. Я этого не помню. С чего ты взял?
– Не знаю. Наверное, мне это снилось.
– Конечно. Мне тоже как будто снилось что-то похожее.
– Странные бывают сны.
– Да. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
– Динь-дон. Новый день, – сказали старые часы.
На полке с пыльными ворчливыми книгами стоял себе серый плюшевый ослик. Ря дом сверкала на солнце прекрасная хрустальная роза.
– Я... – сказал ослик с родными глазами.
– Что? – спросила маленькая роза с алой-алой улыбкой.