<!-- /* Font Definitions */ @font-face {font-family:"Cambria Math"; panose-1:2 4 5 3 5 4 6 3 2 4; mso-font-charset:204; mso-generic-font-family:roman; mso-font-pitch:variable; mso-font-signature:-1610611985 1107304683 0 0 159 0;} /* Style Definitions */ p.MsoNormal, li.MsoNormal, div.MsoNormal {mso-style-unhide:no; mso-style-qformat:yes; mso-style-parent:""; margin:0cm; margin-bottom:.0001pt; mso-pagination:widow-orphan; font-size:12.0pt; font-family:"Times New Roman","serif"; mso-fareast-font-family:"Times New Roman"; mso-bidi-language:AR-SA;} p {mso-style-unhide:no; mso-margin-top-alt:auto; margin-right:0cm; mso-margin-bottom-alt:auto; margin-left:0cm; mso-pagination:widow-orphan; font-size:12.0pt; font-family:"Times New Roman","serif"; mso-fareast-font-family:"Times New Roman"; mso-bidi-language:AR-SA;} .MsoChpDefault {mso-style-type:export-only; mso-default-props:yes; font-size:10.0pt; mso-ansi-font-size:10.0pt; mso-bidi-font-size:10.0pt;} @page Section1 {size:612.0pt 792.0pt; margin:2.0cm 42.5pt 2.0cm 3.0cm; mso-header-margin:36.0pt; mso-footer-margin:36.0pt; mso-paper-source:0;} div.Section1 {page:Section1;} -->
De profundis
Наступает рассвет, а я все еще стою у окна, и крупные слезы катятся по моему лицу, еще не спадая с него, они испаряются, вдавливаются в него принося этим мне еще больше страдания. Хотя зачем мне это рассказывать, ведь этот мир так ужасен, и все люди которые населяют, имеют мало общего с людьми. Животнороботы, вот как бы я их назвал. В их речи почти нет ничего того, что отображает их искренние чувства, переживания, мысли, наконец. Все что они говорят это шаблон. Привет, как дела, что нового. И все это говорится с натянутой улыбкой, что создается впечатление, что эта улыбка было первое, чему научила их мама, кажется, что они всосали ее с молоком матери. Я ненавижу метро. Когда в него заходишь, создается чувство, что я попал в темное царство Аида. Может быть, именно это и есть настоящий ад. Должно быть это намного страшнее сковородок с подбрасывающими тебя на ней демонами, сигаретами без зажигалки, и растворимых порошков ЮПИ без воды… все, что мы слышали об аде, или то, что нам рисовало наше воображение ничто, песчинка в море по сравнению с тем, что я увидел в метро. Вы, конечно, можете спросить меня, если я считаю всех людей лишенными всяких чувств и мыслей, тогда почему же я еще больше их ненавижу именно в метро? Резонный вопрос, но ответ на него будет дан незамедлительно, тут же. Если в магазинах, на улице в домах, офисе люди надевают маску ячейки общества, то в метро чувствуется мрак, мгла и что гораздо хуже апатия….Я не могу вынести этого. Вот уже 16 лет изо дня в день я езжу на метро по одному и тому же маршруту. Я сажусь на станции тимирязевская, и за 33 с половиной минуты доезжаю до метро боровицкая. Там находится какое-то охрененно большое и крутое предприятие, где всем заправляет мой отец. Сначала я ездил в детский сад этой гребаной фирмы, потом в школу, теперь я последние месяцы доучиваюсь, чтобы меня могли считать преемником моего отца.
Ах да о чем это я … Метро. Знаете, я заметил, что в последнее время мои мысли начинают путаться, как школьник при неудачном ответе на экзамене. Кто-то мне однажды сказал что это один из суицидальных симптомов,…Кстати, о суициде.. Этот кто-то на протяжении долгих 6 лет был моим лучшим другом, мы проводили вместе лучшие часы в моей жизни, сколько времени было проведено вместе, он был таким энергичным, и вот…. Куда делся весь оптимизм, целеустремленность, желание жить наконец. Все пропало. А может быть этого «всего и не было. Это была всего лишь маска. А истинным было лишь желание… нет, не умереть, а всего лишь ощутить покой, надежда на то что хотя бы там тебя будут понимать. Но простите ведь я начал говорить о метро… Да принесите мне пожалуйста воды и маску. Я задыхаюсь, сегодня слишком красивое солнце, да спасибо огромное и не могли бы вы захватить еще пару таблеточек от головной боли, конечно, они мне не помогут, но на душе полегчает. Да, да спасибо вам большое. Я чувствую, мне уже немного осталось жить на этой бренной мнимой, земле полной лицемерия и жестокости. И может быть, когда меня опустят в землю, а потом поднимут мою жалкую никчемную душу я смогу попросить за вас. Конечно, вы ненавидите меня, но чтобы приблизить мой конец, и ради своей гордыни вы сейчас со мной. Ну что же спасибо и на этом дорогие товарищи.
Но если вы не против, то я все-таки посмотрю еще разок на палящее солнце. Оно так красиво сегодня. Такой же красивой была и ты берта 3 года назад.. Что прости? Ты говоришь ты и сейчас очень даже ничего? Может быть, может быть, не знаю. Твою грудь и талию я не измерял в тот вечер. Но наверно ты права, ведь все, что мы не видим напрямик, дорисовывает нам наше воображение. Великая вещь надо сказать. Ну ладно…
Когда же Берта мы встретились с тобой впервые? Я увидел тебя на Чистых прудах четыре года назад. Я не верил, что я вижу тебя среди мрака. Это было как гром среди ясного дня. Даже готические уроды, увидев тебя как-то изменились. Все заметили твое появление. И я, ты ведь помнишь да, моя любимая я решился пригласить тебя в дорогущий ресторан театра современник. Конечно в этот же вечер я собирался предъявить тебе два билета в партере на легендарную постановку чеховских трех сестер, а затем и ремарковских трех товарищей. Но все это потом, потом. А пока мы сидели с тобой в ресторанчике. Я, забыв обо всем, смотрел в твои глаза, я видел в них искренность, чистоту. Мне не было дела до миллиона твоих недостатков, я видел только твои глаза. Мы болтали ни о чем, как это всегда получается, мне казалось, что я знаю тебя целую вечность, да ты и не старалась этого опровергнуть. В общем, все шло, как обычно это идет всегда. Потом я получил по почте интересный конверт. Адрес в нем был написан из наклеенных букв вырезанных из газетных заголовков. Я испугался по-настоящему, а когда в качестве отправителя увидел имя Берта, я затрепетал. Мое сердце прыгало от радости, я был рад получить еще одно подтверждение того, что ты меня любишь, и самым ярким доказательством является этот конверт. Но почему тогда он такой странный. На почте, видя мое изумление, предложили мне помощь, но я, отказавшись, смущенный ушел домой. Почему? Сердце, как и в большинстве случаев, оказалось сильнее разума. Я не мог позволить никому читать то, что написал мне мой ангел, моя любимая Берта. Но, открыв это письмо, я почувствовал невообразимый, странный холод. Мне казалось он идет от твоего сердца. Я начал читать. Собственно тратить время на поэму тебе не хотелось, поэтому письмо было очень кратким. Вот оно слово в слово.
«Ты был подопытным кроликом. С твоей помощью я убедилась, насколько все люди мелочны и одинаковы. Они как масса, стадо. Но ты вдобавок оказался и ужасно наивным прощай.»
Вначале я не понял, что произошло. Твое письмо повергло меня в смятение потом в ужас. Я не мог стоять. Все мыслимые идеалы рушились прямо у меня на глазах. Единственный человек, о котором я думал хорошо как, оказалось, был хуже всех, он ставил на мне опыты…. Значит, я был игрушкой в твоих руках. А как же театр. Ведь ты говорила, что тебе так нравится Чехов. Значит все это ничто, фарс… О Б-же. В первую минуту я хотел наложить на себя руки. Но потом шок закончился, я понял, что сделать это не хватит моей силы воли. Я погрузился в долгую спячку, просыпаясь лишь, чтобы понять как же мне плохо. Никто не интересовался обо мне, я никому не нужен в этом огромном городе. Здесь есть место всем президенту олигарху, бомжам клеркам, даже самым маленьким тараканам, но нет места мне.
На самом деле причин моего отказа от суицида в тот момент было несколько. Страх не единственная причина, и как выяснилось после сложного разбора полетов моей души не самая важная и лидирующая.
Однажды когда я еще в последнем классе школы, а точнее на выпускном вечере у меня был духовный, а возможно и моральный или нравственный кризис. Одна из моих первых девушек предпочла вместо меня, какого-то оболтуса, только из-за того, что на нем была одета обалденная шелковая рубашка. Но ладно ладно вам нельзя видеть моих слез. Хватит. Дело в другом я рассказываю об этом только из-за того чтобы перейти с тебя Берта, на тебя Конрад. Ведь все же ты тот человек, которого я до сегодняшнего дня, дня своей смерти считал лучшим другом, так же как тебя Берта считал своей женой.
В то время мне не к кому было пойти, и кроме тебя Конрад. Твоя жилетка впоследствии ее можно было проверить на 96 процентный слезный раствор, очень помогла мне. И конечно после этого я считал тебя своим лучшим другом. Что поделаешь такая у меня натура. Но однажды случилось непоправимое. Однажды я одолжил у тебя крошечный компьютер, вроде бы сейчас он называется наладонник. О нет, не думай Берта у меня, его не украли. Знаешь, женщины иногда должны появляться на кухне принеси мне еще воды и таблеток, будь так добра. Вот наладонник, конечно же, я отдал, но, к сожалению там не было одной штуки с помощью, которой ты им управляешь не то, что стилус, не то еще что-то. В этот день как у всех отчаянно неразлейводных друзей состоялась ссора. О мой Б-г как же все постыло. Почему из-за кусочка пластмассы покрытого железом человек готов пожертвовать всем, почему мы ценим «благородный» металл больше чем своих поистине благородных друзей???? Но ты пришел посмотреть на мой смертный одр, и я тебя за это благодарю, но ты мог прийти раньше. Ну что ж Берта, таблетки подействовали, теперь я действительно умираю.