Он бессмертие нам подарил не скупясь,
И из тысячи лиц мы одно.
Но зачем нам сдалась эта сила и власть,
Если выбора нам не дано?
В то время как Раннвейг более-менее успешно приближалась к заветному Кер-Эсти, я решил навестить одного своего очень старого знакомого, авторитетное мнение которого могло бы в корне изменить всю линию моего дальнейшего поведения. В конце концов формально он был одной с ней расы (хотя и не одного племени), и он мог по секрету рассказать множество занимательных и значительных фактов о жителях Локарна вообще и, возможно, о Раннвейг в частности. Конечно, Лесные племена по природе своей очень скрытны и предпочитают изолировать себя от внешнего мира, но из этого общего правила встречаются и исключения. Например, та же Раннвейг эр Мирраноэ, отправившаяся в увлекательное путешествие, пусть и не совсем по своей воле. Или Делькия аэл Рэнниган, мой более чем хороший товарищ и старший соратник, в гости к которому – на остров Тле – я и собираюсь отправиться.
Претворение в жизнь уже принятого решения откладывать не стоило, поэтому я решил воспользоваться телепортом, тем более что направление на порт Элмиль было сравнительно безопасным. Да и заниматься «обязанностями» меня пока не очень тянуло, так что я всерьёз надеялся добраться до места назначения в целости и неизменности.
…«Разумеется, столь оптимистичным прогнозам сбыться было не суждено», – думал я, выбираясь из каких-то густых кустов, а перед глазами у меня всё ещё стояло привычное видение тасующей карты судьбы. Пока ещё не зная, какая карта мне досталась сегодня, машинально сориентировался в пространстве и в себе. Я определённо находился на Тле, но хорошие новости на этом заканчивались. Если конкретнее, то находился я где-то на полпути от Элмиля до озера Грингеро, то есть примерно в трёх с половиной сотнях километрах от места предполагаемого назначения. Кроме того,
Изменение успело произойти, поэтому в данный момент я был эльфийской чародейкой с явной склонностью к тёмной и запретной магии, а также с неуёмными амбициями и склонностью к опасным экспериментам. В полном соответствии с заявленной ролью я начала пробираться по лесу туда, где в данный момент была необходимость в моём присутствии.
…На поляне посреди глухого леса собралась компания примерно из двух девятков магов разного рода способностей и направленностей. Они объединились и прибыли сюда с целью сообща творить запретное в Империи чародейство. Я не успела разобрать, чего именно все они хотели добиться, но используемые ими средства Инквизиция не одобряла, ведь это были одна из самых «грязных» разновидностей некромантии и демонология, направленная на непосредственный призыв существ не из этого мира.
Вступив в круг обряженных в однотипные, довольно распространённые и очень практичные балахоны и слившись с ним, я уловила оказанное мной на общий ритуал воздействие. С одной стороны, я сделала его более действенным, исправив незначительные ошибки в расчётах и добавив недостающей силы. Но с другой – незаметно для остальных разрушила тщательно возведённую преграду, призванную спрятать всё происходящее от бдительного ока Инквизиции.
…Которая, конечно же, не стала терпеть такое безобразие. Появившийся в самый неподходящий для заклинателей момент карательный отряд умело и быстро разрушил структуру творимого обряда – который от такого рода вмешательства не замедлил ударить по создающим его. Для кого-то это стало фатальным, но большинство – шестнадцать человек, в числе которых оказалась и я – инквизиторы захватили без особого труда.
…В сознание я пришла в глухом и тёмном застенке, явно находящемся где-то в подвалах резиденции серых братьев, которая вроде бы должна находиться поблизости от порта. Насколько мне было известно, расследование и наказание преступлений подобного характера инквизиторы старались не затягивать, поэтому можно было надеяться вскоре всё-таки попасть туда, куда я изначально направлялся.
Можно было надеяться… но не предпринимать что-либо. Я всё ещё пребывал в
изменённом состоянии и не могла положиться на самоконтроль, а кроме того я не могла составить даже простенького плана побега – голова буквально грозилась расколоться на части, и это обстоятельство очень сильно мешало сосредоточиться. Такая боль могла быть только последствием мощного воздействия на разум. При чуть более пристальном самоанализе мне удалось установить, что эта жуткая мигрень – не столько результат ударов по голове, нарушенного магического ритуала высшей степени небезопасности и коронных связывающих заклинаний серой братии, сколько побочный эффект ещё одного столь горячо любимого ими заговора, который помогал обвинённому быстро и правдиво рассказывать всё, что ведущий допрос инквизитор пожелает узнать.
Я даже не успела додумать очень занимательную мысль «Наверное, скоро за мной придут…», как мне в лицо брызнул неяркий дрожащий свет одинокого факела, и тут же, не давая опомниться, меня в четыре руки вытянули из уже полюбившегося застенка, кое-как поставили на ноги, в несколько точно рассчитанных движений (сразу чувствуются упорные тренировки!) застегнули у меня на запястьях увесистые «браслеты» и, вежливо ухватив с двух сторон под локти, потащили куда-то по коридору. Факела серые братья почему-то с собой не взяли. Возможно, они каким-либо образом научились видеть в темноте – для этого существовали достаточно простые в обращении амулеты, энергопотребление которых будет незначительным из-за ограниченности пространства в замкнутом на себе рукотворном подземелье. Но в этом случае непонятно, зачем им вообще потребовался тот одинокий факел… Возможно, они настолько хорошо знали местность, что не нуждались в свете. Если это было действительно так, то оставалось лишь подивиться их памяти, ведь шли они быстро, ровно и уверенно, а пол, насколько я могла доверять своим ногам, был просто отвратительным, к тому же довольно часто приходилось поворачивать то направо, то налево, иногда под какими-то немыслимыми углами.
Эта увеселительная прогулка для дорогих гостей всё никак не заканчивалась, и я уже было начинала подумывать, что мы нарочно ходим кругами. Скрученные за спиной руки успели изрядно затечь, да и расползающийся от «браслетов» холодок, недвусмысленно указывающий на их нейтрализующую магию сущность, тоже способствовал онемению конечностей.
Повернув в очередной раз, мои сопровождающие так резко и неожиданно остановились, что я обязательно упала бы, если бы не их надёжная поддержка. Совершенно бесшумно часть стены перед нами отъехала куда-то в сторону (неужели здесь все двери устроены подобным образом?), и из открывшегося прохода полился уже знакомый дрожащий свет. Почему-то инквизиторы принципиально не пользовались ничем кроме факелов для освещения принадлежащих им помещений. Это отчасти объясняло темноту в коридорах, ведь такое количество коптящих и сжигающих кислород огней потребовало бы куда более развитую систему вентиляции, которую не так-то просто устроить под землёй.
Комнату, в которую мы вошли, я безошибочно определила как «допросную». В центре её гордо возвышалось массивное кресло, куда меня и усадили. Снимать с меня «браслеты» не стали, но и привязывать к сиденью или подлокотникам специальными ремнями – тоже. Можно было всерьёз рассчитывать на то, что беседа пройдёт в спокойной, доверительной обстановке.
Тем временем мои глаза окончательно привыкли к свету, и я наконец разглядела своих провожатых, которые заняли наблюдательные позиции у стен комнаты. Все пятеро были в серой униформе инквизиторов-исполнителей низшего ранга, чрезвычайно практичной: дающей неплохую защиту как в физическом, так и в магическом бою, но при этом минимально сковывающей движения. Оружия на виду они не держали, но в складках их одежды можно было спрятать целый арсенал. Лица были скрыты специальными масками, и лишь один из серых братьев пренебрёг этой деталью костюма, давая мне возможность рассмотреть себя. На вид он был совсем ещё молод. Инквизитор старательно демонстрировал равнодушие и бесстрастность, но в его глазах мелькала тень озабоченности происходящим. Похоже что в этом небольшом отряде он был старшим, причём назначен был совсем недавно, и теперь ему очень не хотелось терять с таким трудом завоёванное доверие.
Кроме выглядящих совершенно неподкупными стражей в комнате был ещё один человек, меньше всего похожий на воина: он был стар и болезненно худ, и создавалось впечатление, что он уже очень давно не выбирался на свет из этих казематов. Даже его серая одежда – куда проще боевой униформы его товарищей – выглядела какой-то потёртой, выцветшей, и лишь ярко сверкал простенький знак Инквизиции на его шее, и этот блеск невольно ассоциировался с огнём в глазах фанатика. Этот брат, самый серый из присутствующих, сгорбившись, сидел за не сразу замеченным мною столиком и совершал какие-то манипуляции с кристаллами, готовясь записать допрос для последующего изучения.
А вот этот инквизитор, как раз входящий в дверь, наверняка будет вести со мной увлекательную беседу – в нём чувствуется та особая проницательность, что свойственна настоящим мастерам этого дела. Кроме того я был готов поспорить, что именно он и наложил на меня «Откровенность»… Коротко переглянувшись с сидящим за столом и убедившись, что всё готово к началу процедуры, он решительно подошёл почти вплотную ко мне и задал свой первый вопрос – разумеется, о имени.
Но ответить я не успела, так как на сцене появилось ещё одно действующее лицо. Новоприбывший был очень похож на отпрыска какого-нибудь зажиточного горожанина, привыкшего жить безо всяких забот и тревог, который свой очередной свободный день в нескончаемой их череде решил посвятить неутомительной прогулкой по местным достопримечательностям – то есть он совершенно не вписывался в окружающую обстановку. Но поверить в случайного прохожего, неспешно прохаживающегося по подземельям серых братьев, было довольно сложно. И пока я боролась с удивлением, а инквизиторы тоже ничего не предпринимали, этот странный человек неторопливо прошёл к столу, уселся на него (по лицу сидящего инквизитора ясно читалось, что такое поведение ему глубоко претит, однако вслух он ничего не сказал, только бережно передвинул свои кристаллы на свободный участок стола), аккуратно поправив складки на своём тёмном дорожном костюме из дорогой ткани, и задумчиво уставился куда-то на стену за моей спиной, мимоходом махнув рукой – продолжайте, мол, я мешать не буду. Мастер допрашивающий повторил свой вопрос, и я охотно, не без помощи «Откровенности» на него ответила, но в произнесённом наборе букв не было ничего общего с моим настоящим именем.
…Так продолжалось довольно долго. Я не утруждал себя необходимостью слушать то, о чём мы говорили: столь предусмотрительно наложенный заговор позволял давать ответы, пропуская вопросы мимо ушей, а то, что я сама говорила, не представляло для меня никакого интереса. Мастерство инквизитора было высоко, что даже я оценил, как он уделяет внимание деталям, стараясь уловить малейшее несоответствие. И стало немного жаль его, ведь моя история была так убедительна и правдива… потому что я в данный момент не просто искусно притворялся совсем другим человеком (то есть эльфийкой), но действительно ею был.
Изменение всегда касается не только внешности, но и сути.
Наконец у беседующего со мной инквизитора кончились вопросы, и он отошёл к столу, чтобы проверить запись, а затем и вовсе ушёл. Вслед за ним направились и остальные серые братья, оставив меня наедине с всё также задумчиво сидевшим на столешнице господином. Как только закрылась дверь, он встал и подошёл ко мне, и небрежно продемонстрировал мне сложный медальон на длинной цепочке – отличительный признак высокого ранга в инквизиции.
– Ты ведь предпочтёшь выйти отсюда любым путём, да? А я тебе в этом с удовольствием поспособствую. Ничего личного, разумеется. Мы оба знаем, что это всего лишь работа. – И этот человек, оказавшийся одним из магистров инквизиции, удалился, не забыв прихватить с собой запись моего допроса для последующего изучения долгими зимними ночами.
А за мной вернулись серые братья и отвели мне обратно в мои покои.
* * *
Не знаю, сколько времени я провела в подземельях серых братьев. В темноте делать было совершенно нечего, поэтому я почти всё время спала или хотя бы подрёмывала. Несколько раз мне заботливо приносили какую-то еду, вкуса которой я даже не почувствовала, и большие кувшины с водой, которой хватало в избытке.
Когда за мной наконец пришли, мне было уже всё равно, что меня ожидает, но один из сопровождающих меня инквизиторов зачем-то рассказал мне, что магистр выбрал меня в числе тех, кого образцово-показательно казнят прямо на городской площади Элмиля. Видимо, оный магистр решил, что никакой другой пользы я принести не могу, потому что я участвовала в запретном действе лишь как рядовой исполнитель, которого никто не собирался посвящать в грандиозные планы тайной организации или хотя бы сообщать информацию о других её участниках.
…Когда меня выволокли на улицу, солнце больно резануло по глазам, успевшим отвыкнуть от любого света, и прощально согрело мне лицо своим теплом, что я даже заулыбалась. Я старалась намеренно игнорировать и собравшихся вокруг людей, пришедших поглазеть на меня, и суетящихся вокруг инквизиторов, и «соратников по несчастью», и даже обвившую мою шею грубую и толстую верёвку. Я просто смотрела на солнце и плакала.
И, когда дочитали обвинение, палач выбил опору у меня из-под ног.
[318x500]