А женщиной становиться, как правило, нелегко.
Сначала мы все - за принцем, по следу его подков,
Ну, то есть, подков-то конских, но дело уже не в том -
Два взгляда, потом - знакомство, а после - с коня, и в дом.
А дом полыхает жарко от страсти и чистоты,
И ты для него - служанка, и девушка из мечты,
Что надо, с умом подбрито, ну просто три раза ах,
У трона и у корыта, и всюду - на каблуках.
А он копошится мелко под грузом твоих надежд,
Угрюмо глядит в тарелку - "Ну что ты, родной, не ешь",
Испуган почти до колик безумством твоей души,
И вот он - блудливый котик из дому навек бежит.
Ну что тут - пожар потушишь, коня на скаку схватив -
Ах, сволочь, он плюнул в душу, развод и аперитив.

Потом ты выходишь в поле, походка твоя легка,
Ты кошка, и ты на воле, и в поиске мужика.
И бедра твои округлы, и очи твои с искрой,
Ну что вы, какая кухня, безумие, домострой!
Из карточной рассыпухи ты вытащишь даму пик,
На лавке рядком старухи считают - тебе кирдык,
Совсем загуляла девка, пропащая, что сказать,
И, словно плевок, припевка - плешивое слово "блядь".
Тебе наплевать на это, ты греешь холодный дом,
Подружки дают советы, но чаще ты спишь с котом.

Но сказано - время лечит, не угли уже, зола,
И ноги на чьи-то плечи - для радости, не со зла,
И вот он - герой романа, в руках номерок зажат,
Глядишь на его изьяны, и дринькаешь оранжад.
Ну что там у нас по списку - храпит по ночам с тоски,
Мечтает о Жанне Фриске и прячет в диван носки.
Все это портрет с натуры, Чапаев и пустота,
Известно, все бабы - дуры, но ты-то уже не та!
Где нынче отыщешь принца, спасибо, он был уже,
И ты воздвигаешь в принцип пристрастие к неглиже.
Свободны, бесспорно, оба, спокойна от а до я,
Но душит ночами злоба - где шляешься ты, свинья?
Однажды (и это странно!), поставишь ему на вид,
И вот уж герой романа не пишет, и не звонит.

Бесстрастно поставишь точку, и выйдешь на белый свет,
Но снится ночами дочка, которой все нет и нет.
Работа, друзья, карьера, подводка, помада, тушь,
И очередь кавалеров, но капает в ванной душ.
Все это, пожалуй, глупо, что делать, такая жизнь,
Украдкой кусаешь губы, когда говорят "ложись!".
Однажды, устав до колик от шума и от кальсон,
Решишь, что отныне в койке ты ищешь здоровый сон.

И вот ты живешь-не тужишь, такая Карден-Диор,
Подруги давно при муже, зато у тебя - декор,
Готовишь себе лазанью, калорий отсыпав горсть,
Но звезды уже сказали, что будет нежданный гость.
Ух, ты бы по этим звездам - в упор, из дробовика,
Но поздно, родная, поздно, куда ты без мужика?
Ты помнишь -твердила мама, что надо терпеть, как вол,
И папа, приняв сто граммов, стучал кулаками в стол,
Дурная, лихая сила его волокла до дна...
Потом, у его могилы, не плакала ты одна.
Но память - такая штука, она норовит предать,
И мама все просит внука, чтоб отчество передать.
Ну все, отвлеклись, довольно, пока мы болтали здесь,
Подъехал клиент на "Вольво", и денежки тоже есть.
"Хватай, - поддержали с тыла подруги,- не то уйдет!"...
Ну, в общем, ты с ним крутила, не сделав потом аборт.
Сказала ему без крика - спасибо, на этом все,
А он улыбался дико, почувствовав, что спасен.

"Зачем, почему, ты дура!" - кричали ей вслед глаза,
Живот, округлив фигуру - единственный, кто был за.
Плевать на слова и сплетни, не им за тебя решить,
А дочка родится летом, но надо еще дожить.

...Сгорает в кастрюле каша, в игрушках царит бардак
(а дочку назвали Машей, без умысла, просто так).
Глядишь на нее украдкой, не веря в свою судьбу,
А дочка мусолит пятку, и мрачно кривит губу.
Растет, головенкой вертит, конфету зажав в руке,
А ты, улыбаясь, чертишь зарубки на косяке.
Конфета, потом - помада, с подружкой глоток вина,
И "Мамочка, ну не надо, я просто пройдусь -луна,
Ты, знаешь, а он хороший...", и роза на стебельке.
Паршивца зовут Сережей, и ты с ним накоротке.
Свои вспоминая роли, волнуясь, сходя с ума,
Ты, вместо "Рехнулась, что ли?!", ей скажешь:
"Решай сама. Подумай, чего ты хочешь, дорог на земле полно...",
И будешь потом полночи бездумно курить в окно.
Как сделать, чтоб ей, малышке, зажегся другой маяк,
Твои не достались шишки, колдобины, острия?
Прикрыть бы, укутать, спрятать...чтоб жизнь не открылась ей,
И стала дешевым ядом, как выдохшийся портвейн.

Дождавшись свою пропажу, увидишь, как в первый раз,
И все про себя расскажешь, без вымысла и прикрас.
Про то, как дрожат ресницы, когда за душой - беда,
И первый, зараза, снится, пусть изредка, иногда,
И третий, четвертый, пятый...любовь, понимаешь, Маш?
"И твой заезжает папа, впадая в семейный раж,
И Коля звонит, и Гриша, ну, помнишь, такой, в пальто?
Все это, родная, слышишь, должно быть, совсем не то.
Но я не жалею, дочка, себя на куски разбив..."
И скажешь, поставив точку: "Не бойся. Живи. Люби".

Затянешься, глядя прямо, и грянет - из темноты:
"Какое ты чудо, мама! Я тоже хочу - как ты!"